Отплытие на Цитеру

Мы засыпаем меж Харибдой, Сциллой, своей душой, без вечности постылой, все рифмы – только нищий полусон. Но ангел унесет твои тетради, скрипя крылом (всё это – Бога ради), тебя оденут в пурпур и виссон. Вот одеянье со следами сажи, когда мы говорим, что персонажи едят себя и потчуют гостей, крупица соли в прописи буквальной, как прямота молитвы поминальной, и мы страшимся вида их костей в своей тарелке. Что тебе дичиться, здесь вечерами греется Жар-птица, и яблоки зеленые в костер она по старой памяти бросает, но жар ее так быстро угасает (а дальше две страницы текста стер доброжелатель). Водится пушнина в моих садах, и умирает Нина Заречная (еще пять унций в нос). Об этом говорить совсем не просто, классифицируй все болезни роста, потом гордись – ты это перенес и стал прочней, хоть и слегка простужен. Перебирая все свои пять дюжин, любуясь ими и смотря на свет, нельзя поверить, что любовь проходит, и в винной лавке ангел колобродит, и ничего прочнее смерти нет.