КАРАДАГСКИЙ ЗМЕЙ. ЛЕГЕНДЫ КРЫМА.

КАРАДАГСКИЙ ЗМЕЙ.
В первой половине 80-х прошлого века, довелось работать художником – оформителем при рыбколхозе 1Мая. На этот неожиданный выбор меня подговорил хороший приятель Витя Антонов. Поисковик, нештатный фотограф местной газеты «Керченский рабочий», собрат по Обществу краеведов. «Платят хорошо. Запишись в колхозники, и не будут налоги снимать, да и рядом будем». Так я и поступил, устроился в цех №1. Клуб колхоза находился в посёлке «Подмаячный» примерно в двух километрах от цеха. По пятницам я приходил к нему в мастерскую. По пятницам у него были «посиделки». Человеком он был любознательным, общительным. Приходили ветераны войны, вспоминали свою военную молодость, вели задушевные разговоры. Заходил Никита Ефремович. Дом его был совсем рядом с клубом. В межсезонье он работал истопником. Его-то рассказ я и поведаю ниже. Крупного телосложения, грузный, с большими сильными руками рыбака. Он всегда со всеми здоровался за руку. После его рукопожатия какое-то время казалось, что ты подержался за ствол старой акации. Заходил в мастерскую он в одно и то же время. Садился на скрипучий табурет, вынимал измятую красную пачку сигарет «Прима», безуспешно пытался зажечь спичку, которая ломалась в его не гнувшихся пальцах. Наконец после третьей-четвёртой попытки, он закуривал, глубоко втянув дым, он закашливался, и начинал чуть заикаясь рассказывать. Мы откладывали свои дела, предвкушая услышать очередную байку дяди Никиты. «Родился я в Феодосии. У родителей нас было трое. Отец рыбачил в местных артелях. Когда началась война он ушёл на фронт. Больше мы его не видели. Потом мама получила  : «Пропал без вести». Остался я старшим мужчиной в семье. Было мне тогда чуть более 15 лет. Во время оккупации и вовсе было голодно. Выходить на лов бычка в море, немцы не разрешали. Приходилось с берега закидушками доставать себе пропитание. В апреле 44-го Крым освободили наши войска. Надо было налаживать жизнь. Но все мужики были на фронте, мы пацаны, старики, да те кто вернулся без ноги, или руки, вот и все мужики. Нас пацанов устроили в артель «Труженик моря». При артели был только один баркас с мотором, остальные, что удалось подлатать, были под парусами, да на вёслах. Как правило мы ловили в прибрежной зоне. В то время рыбы было много, поговаривали, что бычок отъелся утопленниками, которых в те времена было много. Но так или не так, бычки и кефаль были основной нашей пищей, да то, что смогли вырастить на огородах. Большую часть улова мы сдавали государству, для фронта, так что утянуть то что «плохо лежало», было привычным делом. Помню на баркасе с мотором шли мы вдоль берега проверяя затоны для сельди. Смотрим на берегу пасётся телёнок, и рядом никого нет. Одноногий Гришка вернувшийся с культей домой, заставлял нас пацанов величать его «капитаном». Человек он был незлобливый, но горький пьяница. Да и как тут не запить. Жена которая ушла на фронт санитаркой, написала ему развод. Вот он нас и подговорил умыкнуть телка. Отвязав верёвку от колышка, мы её привязали к баркасу. Начали отходить от берега. Телёнок мычит, но идёт за нами. Вот он уже в воде. С берега не видно верёвку, и кажется что животное само идёт за нами. Пока было мелко, телёнок шёл, потом он начал захлёбываться. Вовремя подоспела хозяйка, подняла шум. Всё закончилось милицией. Наши матери со слезами просили потерпевшую забрать заявление, задабривая её чем кто мог. Нас выпустили. Гришку «разжаловали» с «капитанов». Всё успокоилось. В тот день рыбалка не заладилась, и мы четверо друзей решились пойти в сторону Кара-Дага, понимая бессмысленность затеи, но будто что-то нас толкало на это. Дул слабый ветерок, так что отложив вёсла мы шли под парусом. Чем ближе мы подходили , тем сильнее нами овладевало неясное беспокойство. Громады скал пиками возвышались над нашей маленькой лодочкой. Никто не хотел признаться в желании повернуть назад. Балагур Колька, что бы как-то заглушить тревогу громко и который раз пересказывал скабрезный анекдот пересыпая его матюгами. Сергей и Юрка громко через силу, смеялись. Вот вдалеке показались знаменитые «Ворота». Но то ли солнце их ещё не осветило, но «золотыми» они нам не показались. Я почему-то нагнулся к бычкам которые уже уснули, и стал их перебирать. Через какое-то время я почувствовал, что что-то изменилось. Стало тихо. Я поднял голову и посмотрел на Кольку. Юрка, Сергей и Колька стояли «белыми столбами» открыв рот. В глазах их был животный ужас. Они смотрели куда-то за мою спину. Я повернул голову в этом направлении, и почувствовал «холодец» внизу живота. Из воды , почти рядом с «Воротами», поднималось что-то пятнистое серо-жёлтое. Оно становилось всё выше, появились крылья. Змей, а это был он , взмахнул ими пару раз как бы желая взлететь . Полетели брызги. Потом он их сложил, и повернув голову уставился в нашу сторону. Не понимая, что делаю, я начал выбрасывать за борт уснувших бычков. «Не шевелись» прошептал Юрка, и добавил матюг. Ещё какое-то время Змей гипнотизировал нас, а потом так же тихо ушёл под воду. Сколько мы стояли «столбами», не скажу. В руке у меня был оскользкий холодный бычок, и что-то горячее стекало по ногам. Я обмочился. Тут Кольку начало рвать. Его выворачивало, и чтобы не вывалиться за борт, он вцепился в борт баркаса мёртвой хваткой. Сергея и Юрку трясло, и стук их зубов отражали эхом скалы. Потом как по команде, опустив в воду вёсла, сначала кормой, а потом развернувшись , изо всех сил остервенело мы стали грести в сторону родного причала. Да так, что когда подошли к берегу, с ладоней ломтями висела шкура, да сочилась кровь. И тут я обнаружил, что не могу говорить. Вернее я произносил какие-то звуки, но так как начал сильно заикаться, меня никто не понимал. По этой причине по исполнению 18 лет, меня и не призвали в армию. Мама заставила меня креститься, и с тех пор я не снимаю крестик, который она мне надела на шею. Узнав, что в посёлке «Подмаячное», что близ Керчи, живёт бабка-повитуха Секлета которая заговаривает разные недуги, мы переехали туда. С тех пор я здесь и проживаю. Здесь и женился. Со временем заикание частично прошло». Никита Ефремович вытащил из пачки новую сигаретку, после нескольких попыток зажечь спичку, он всё же закурил. Посидел, помолчал. Затушив недокуренный буцык в коробке из под бычков в томате, он встал, и махнув рукой вышел.

(Николай Кострубин. Октябрь 2025)