Завершение повести О Марсе-судьба Катерины...

Я сначала смотрел на неё, не понимая. А потом… потом по моей спине пробежали мурашки, и в висках застучало: «Она права. Всё правильно поняла».
— Фрося… Баба Фрося, — прошептал я. — Ты гений.
Она махнула рукой: — Я-то тут при чём? Сердце подсказало. Оно, милок, не обманывает никогда. Твои марсиане, они ведь не зря Катюшу к тебе подослали. Не зря. Чувствовали, что ты свой. Что не подведешь.
В ту же ночь я вышел на связь. Сигнал был слабым, прерывистым, будто его кто-то нарочно глушил. Но я упрямо повторял кодовую фразу, наш старый, забытый всеми позывной: «Альбатрос вызывает Нептун. Альбатрос вызывает Нептун…»
И вдруг — тишина в эфире сменилась легким шипением, а потом чистый, словно хрустальный колокольчик, голос ответил:
«Нептун на связи. Готовы к приёму программы, командир».
Это была она. Та самая марсианка, с которой всё начиналось. В её голосе не было ни упрёка, ни удивления. Только тихая, всепонимающая радость.
Всё получилось. Получилось так, как мы и мечтали, но боялись даже в самых смелых планах предположить. Дельфины-мутанты, эти мудрые, печальные дети двух планет, не просто доставили на марсианские «картофелины» зеркала. Они, используя свои природные сонары, помогли идеально выставить их угол, превратив луны в два сияющих бриллианта на бархатном небе Марса.
И когда гигантские лазерные реакторы, установленные в ледяных шапках, рванули к этим зеркалам свои первые лучи, случилось чудо. Не просто рассвет. Рождение нового дня. Свет был не земной, не жёлтый, а мягкий, серебристо-голубой. Он струился с неба, лаская красноватую почву, и под его ладонью лёд начал петь. Тихая, хрустальная песня талой воды побежала по иссохшим каналам, наполняя их жизнью.
Люди начали выходить из глубин. Сначала робко, щурясь от непривычного света. Они стояли, запрокинув головы, и ловили ртами свежий, влажный воздух, пахнущий озоном и далёкой грозой. А потом кто-то первый снял свой тяжёлый скафандр. И за ним — второй. И третий. И вот уже они стояли босыми ногами на влажной, тёплой земле, и смеялись, и плакали, ощущая ветер на своих лицах.
Через месяц, когда наш корабль уже подходил к орбите Марса, мы увидели это в иллюминаторы. Не красную планету. А зелёно-голубую. С бархатными пятнами лесов и бирюзовыми глазами молодых морей.
Я вернулся. Не один. Со мной был наш сын, высокий и молчаливый юноша с глазами его матери, и она сама — та самая марсианка, ставшая моей путеводной звездой.
Баба Фрося ждала нас на пороге своего домика, укрывшегося в тени уже огромной яблони, что когда-то была хрупким саженцем. Она не бежала нам навстречу, просто стояла, опершись на палочку, и смотрела. А потом широко улыбнулась.
— Ну, вот и все в сборе. Моя странная, межпланетная семья. Иди сюда, внучек, дай я на тебя погляжу, — сказала она, обнимая моего ошарашенного сына. — А ты, — она ткнула пальцем в марсианку, — красавица. Чай с малиной пить будешь? От простуды помогает. И от тоски по дому — тоже.
Мы сидели за большим столом. Землянин, марсианка, их сын и простая русская женщина, которая оказалась мудрее всех учёных. Пили чай с малиновым вареньем и смотрели в окно, где над зелёными полями Марса поднимались две луны-зеркала, заливая мир мягким, серебристым светом. Светом надежды, которая всегда сбывается. Нужно только очень сильно захотеть и не забыть, для чего ты оказался там, куда тебя забросила судьба.И тогда у тебя всё получится.
Марсианка и я вышли подышать свежим воздухом.
«Я ведь никогда не спрашивал у тебя про Катю», — тихо сказал я.
Она посмотрела на меня своими бездонными, тёплыми глазами. «Ты должен был догадаться сам. Наша раса угасала. Нам был нужен не просто союзник. Нам был нужен корень, чтобы дать новые побеги».
В горле застрял ком. «Дочка?»
Марсианка кивнула, и в её взгляде читалась тихая печаль и гордость. «Да. Миссия Кати была самой важной. Подарить жизнь там, где её угасало. Создать мост из плоти и крови, который окажется прочнее любого металла».
Я закрыл глаза, чувствуя, как старая боль пронзает меня, но тут же отступает, уступая место странному, горькому умиротворению. Я выдохнул, и ком в горле рассыпался.