Новости

Анна Ахматова, великая поэтесса, прославившаяся своими необычными и глубокими произведениями, прожила трудную жизнь, далекую от звездной, но благодаря характеру выстояла: приходилось стоять в очередях, чтобы не умереть с голоду, тянуть на своих худых плечах мешки с овощами из села, работать на огороде и просить помощи у Горького. У нее было много странностей в жизни, которые не помешали таланту: отец запретил подписываться его фамилией, писала с ошибками и могла забывать слова, читая стихотворение; не любила кланяться зрителям, не понимала за что, и могла легко раскритиковать любого писателя – фразы были короткими, а слова колкими.

У талантливой поэтессы Анны Ахматовой за ее литературным успехом скрывался необычный характер, который, с одной стороны, ей помогал в трудных жизненных обстоятельствах, а с другой – усложнял жизнь.

Когда Ахматова стала Ахматовой: детство не по Фрейду

Анна Ахматова не соглашалась с выводами психоанализа Фрейда о том, что детство – это дом и семья. Она говорила, что детский мир начинается за калиткой, вероятно, основываясь на собственном опыте и вспоминая свое. Анна родилась под фамилией Горенко и уже в детстве могла шокировать окружающих своим поведением: бегала босиком, ходила без шляпки, могла с лодки прыгнуть в открытое море, купалась в шторм, загорала до покраснения так, что кожа слазила, как у змеи, чем сильно пугала местных чопорных барышень. Из-за таких поступков Анну называли «дикой девочкой», но она была талантлива и рано начала сочинять стихи. Это сильно не понравилось отцу, и он запретил дочери подписываться под ними его фамилией, чтобы не терпеть позор.

Анне пришлось найти что-то другое, и, осмотрев свою родословную, в которой, как она говорила: «В семье никто, сколько глаз видел, стихи не писал», выбрала девичью фамилию бабушки – Прасковьи Федосеевны Ахматовой. Ей нравилось, что в этой истории присутствовали древние корни хана татарского Ахмата. Ахматова долго считала, что в ее роду кровь потомков Чингисхана через Тамерлана, доказывая эту мысль Липкину. Он на следующий день принес ей родословную Чингисхана, и оказалось, что нет связи между двумя великими родоначальниками. Ахматовой пришлось принять факт, и она с сожалением отметила: «Быть потомком Тамерлана тоже неплохо».

Так началась ее новая творческая карьера под псевдонимом Ахматова, а официально фамилией он стал после ее второго развода с Шилейко. Он сказал обидные слова, что после расторжения брака она останется никем, потому что даже фамилии нет. Оскорбительной фразой намекнул, что даже арестанты и преступники имеют фамилию, а она, поэтесса – никто.

«Не умею кланяться – не понимаю, за что»

Ахматову обожал народ, а правительство смотрело косо, поэтому часто ее публикации запрещались, объясняя, что ее стиль не в духе советской идеологии. Однако любое ее выступление было триумфальным, хотя и не идеальным, как это казалось из зрительного зала. На выступлениях в 1944 и в 1946 году зал ей аплодировал стоя на протяжении 15 минут, и это потом вылилось в неудовольствие Сталина, который, услышав об этом, сказал: «Кто разрешил?». Он назвал ее выступление «концертом монашки» только потому, что Ахматова вышла читать стихи в черном платье.

Но были и подводные камни, о которых мало кто догадывался. Например, Ахматова вообще не понимала смысл поклонов зрителям. Она говорила, что не умеет кланяться: «За что, за то, что хлопают? Или за то, что выслушали?». Анна считала поклоны лишними и критиковала тех, кто имел особое пристрастие к ним. В пример она приводила артиста Мозжухина, который выработал особый стиль, выполняя поклоны в разные стороны, и с той стороны тогда разносились сильнее аплодисменты. Ахматова назвала это «вымаливанием» и пристыдила артиста.

Как-то в начале ее карьеры, в 20-х годах, знакомая спросила Анну Ахматову, волнуется ли она, когда выходит на сцену. Поэтесса задумалась на секунду и сказала, что перед выходом появляется неприятное ощущение, но когда ступит на сцену, становится безразлично. А на вопрос, забывает ли она слова стихов, Ахматова ответила, даже не задумываясь: «Всегда бывает – я всегда забываю». Но талант был такой, что эти пробелы были незаметными.

Над ее произношением и правописанием потешался второй супруг. Он считал себя более образованным, потому что знал (как говорят) 52 языка, а Анна могла написать «разсказать», «выстовка», «оплупленный» или же сказать «данья» вместо «до свиданья», «домку хочется» вместо «хочу домой». Шилейко над этим часто издевался, хотя это не всегда делал из-за злобы, а чтобы только уколоть. Вероятно, поэтому Ахматова его прозвала «Бякой».

Трудности, на которые не жаловалась

Жизнь Ахматовой как запутанный детектив – то ей льстят и прославляют, то гонят в забвение, и снова через время поднимают. На протяжении этих всплесков и перепадов ей приходилось как-то жить, и не всегда это происходило в комфортных условиях, хотя она на бедность никогда и не жаловалась. Лукницкий не раз заставал Ахматову на кровати, замотанную в одеяло, в старом платье из грубого материала, заношенном до дыр. Чтобы согреться, она дополнительно укрывалась шубой, а под ноги клала бутылку с горячей водой. Лукницкий писал в своем дневнике, что разве нельзя считать позором такую жизнь, жизнь в сырой квартире, и не иметь даже 7 копеек на проезд в трамвае. Но Ахматова на это ответила, что каждый живет как он может, и попросила больше эту тему не поднимать.

Отдельная история ее жизни – это годы со вторым мужем Шилейко, которым восторгалась и вначале считала «святым». Хотя после того, как поняла, что была далека от истины, шутя обвиняла Колю и Лозинского: «Египтянин, египтянин! – в два голоса. Ну, я и купилась…». От него Анна наслушалась нравоучений и оскорблений. А еще он был очень ревнивым и ревновал не только к мужчинам, но даже к стихам, которые она писала, и часто называл ее «Акумой» («нечистая сила» или же по-японски «уличная женщина»). Заставлял сжигать написанные ею стихи, а некоторыми разжигал самовар. Закрывал ворота двора, чтобы она не выходила на улицу, но Ахматова на то время была настолько худой, что пролазила под створками снизу. Считается, что от Шилейко ее спас Лурье, который помог поменять место жительства, пока тот находился в больнице.

Фаина Раневская писала, что Ахматова была «женщиной больших страстей. Вечно увлекалась и была влюблена». Видимо, поэтому в ее жизни было несколько мужей, с которыми не очень повезло. Первый муж Ахматовой, Гумилев, писал, что критично относится к себе и знает, что был плохим мужем, но «Шилейко… катастрофа, а не муж». Но тогда Ахматова в нем видела «святого» и бесконечный поток информации, решив, что с ним очистится. Готова была сидеть часами, печатая его тексты, а не свои.

Сказать, что они жили в бедности, ничего не сказать, но из-за того, что Шилейко много курил и не мог от этого отказаться, то в их доме были разве что сигареты да чай, который любили крепко заваривать. Но чтобы прикурить с утра, Анна выбегала на улицу, прося спичек у прохожих. Да, в доме не было даже спичек, хотя эта катастрофа на фоне всего происходящего в стране, казалась мелочью. В такие моменты Ахматова чувствовала себя неловко, ей было стыдно. Вероятно, тогда и появилось ее стихотворение «Думали: нищие мы…?».

В первые годы жизни в Советах мало кто бы узнал утонченную «Гумильвицу», как ее называли друзья, когда она была замужем за Гумилевым. В 1920-х ее можно было увидеть в старых растоптанных ботах с мешком на плечах. Однажды она несла муку и остановилась, чтобы отдышаться. В этот момент к ней подошла женщина и сунула монету в руку, как милостыню. Анна копеечку забрала, а дома спрятала ее за иконкой. В некоторой степени спасала работа у Рыковых, которые жили в деревне и имели землю. Анна у них работала, а оттуда привозила мешки с овощами, которые приходилось тащить одной. Работы как автору для нее часто не было, потому что своим творчеством мешала правительству, которое не видело пользы от ее стихов, считая их пустыми, не несущими здоровую идеологию в массы. Поэтому ее время от времени отстраняли от печати, не давали публиковаться, а значит, и заработка не было.

Пришла устраиваться на работу к Горькому босая

Двадцатые годы особенно дались тяжело Ахматовой. Несмотря на помощь Рыковых, у которых она успевала заработать небольшие деньги, этого не хватало. Один раз ей посоветовали обратиться к Горькому, чтобы он помог с трудоустройством. Анна совет не стала далеко откладывать, и прямо с огорода, босая, в простом сарафане пошла к писателю. Маститый писатель, посмотрев на Ахматову, сказал: «Вы босая, да еще, говорят, туберкулезная» и предложил ей заняться переводом прокламаций на итальянский. Это было сравнимо с отказом, потому что итальянский Ахматова не знала. Затем повел ее в комнату, чтобы показать свои ковры. Ходили слухи, что Ахматова всю жизнь ненавидела ковры, и, как вариант, после этого случая.

Заниматься переводами – это была единственная возможность заработка для писателя, которому не дают печататься, но прокламации – это нечто другое. Она не хотела писать то, за что человек, пусть и в другой стране, может попасть за решетку. Однако уже в 50-е годы Ахматова, видимо, забыв свою обиду, становилась на защиту Горького, когда его начинали осуждать. Она говорила: «Многие бы без него умерли с голода», хотя сама от него конкретной помощи не дождалась.

В годы, когда ей запрещали печататься, Ахматова могла зарабатывать переводами, но назвала это «омерзительнейшей работой», потому что приходилось переводить (по ее словам) поэтесс, которые ей же и подражают. В жизни Ахматовой как будто сработала подлая закономерность – чем талантливее человек, тем труднее жизнь. Но и это она пережила, а трудностей хватило до самой смерти.

Источник: https://kulturologia.ru/blogs/031125/66058/