Чернокнижник

Пётр Петрович был чернокнижником. Нет, он никогда не изучал древние фолианты по чёрной магии. Никогда не посещал тайные собрания закрытых обществ, практикующих оккультные науки. Никогда не проводил обрядов, связанных с демонологией. Не устраивал спиритических сеансов. Не носил сатанических символов. Не смешивал чародейские снадобья, чтобы получить зелье и использовать его во зло. Не собирал травы для этого зелья. Не шептал заклинанья над ним. По ночам спал, как и все, не оборачивался волком или козлом. В Вальпургиеву ночь не улетал на шабаш, а в ночь Ивана Купалы не творил мерзкие проклятья и не колдовал, чтобы разлучить всех влюблённых. Он не носил чёрных одежд и языческий талисманов, изображающий идолов злых духов. И не поклонялся ветхим божкам, воплощавшим всю нечисть, которую только можно себе представить. К чертям, к демонам, ко всему прочему, что наводило бы неуверенный ропот на впечатлительного человека, относился скептически. И вообще Пётр Петрович был закоренелым материалистом.
Однако Пётр Петрович был чернокнижником.
Однако Пётр Петрович был чернокнижником.
Однако Пётр Петрович был чернокнижником.

Пётр Петрович ужасно, просто-таки чудовищно был нетерпим к книгам, чей переплёт был не чёрного цвета. Он не мог видеть книги с корочками иного цвета. До горячки, до невозможной истерии. До судорог по всему телу. До нервного тика на его плотном, мясистом, но не лишенном привлекательности лице. И все знали, что Пётр Петрович всегда и всюду носит с собою прочный полиэтиленовый пакет. Не расстается с ним ни на секунду: ни на улице, ни в гостях, ни на работе. Может, даже показаться, что этот пакет растёт из самого Петра Петровича.


Однако Пётр Петрович был чернокнижником.
Однако Пётр Петрович был чернокнижником.
Однако Пётр Петрович был чернокнижником.


В нём же всего три вещи. Три вещи, которые для него настолько важны, настолько не важна сама собственная жизнь ему. Газета; пол-литровая баночка с чёрной тушью; кисточка. И если заметит Пётр Петрович книгу, не отвечающую его эстетическим требованиям… нет-нет, его ни за что не удержать, хоть руки крути, хоть бей кулаками, хоть палками, хоть ломами. Схватит. Засунет подмышку, чтобы прежде времени не вырвали у него литературную добычу. Расстелет газету. Откроет банку с чернилами. И будет, стоя на коленях, водить кистью по корочкам книги, макая в краску, и умиротворённо улыбаться.