Кровавая симфония. Глава 11

Тишина сковала палату лазарета своим неосязаемым саваном. Слабый свет придавал месту мрачности, рождая ощущения чужого, незримого присутствия, таящегося в темных углах. Тени присутствующих плясали в чахлых лучах, словно неприкаянные души. Посреди палаты возвышалась кушетка, освещенная тусклым, пыльным светом операционной лампы. Серая, истрепанная ткань, скрывавшее тело, местами алела зловещими пятная, напоминающими багряные росчерки на фартуке мясника. По настоянию Лайзы, покров был откинут, обнажая нечто, что когда-то было лицом. Санитар, сорвавший ткань с бездыханного тела, от увиденного пошатнулся, отступая от кушетки. Он побледнел и отчаянно пытался не смотреть на жуткое зрелище. Медсестрам пришлось спешно уводить беднягу, чтобы тот не мешал работе стражей. Одна из них, низко поклонившись, бесшумно удалилась, оставив Лайзу и Рэйвеном наедине с мертвым телом. Их взгляды, не отрываясь, изучали каждую истерзанную плоть, в поисках ответов в безмолвных свидетельствах насилия.
Рука сама сорвала ткань полностью, бросая ее на пол. Ужас, переплетённый с омерзением, хлынул ядовитым потоком по венах вампирши, лишь от одного вида маленького хрупкого тельца. Она была слишком юна, не успела вдохнуть пьянящий аромат жизни, сделать свои первые твёрдые шаги. Глаза Бринаджи метались по неестественно истощенному телу, цепляясь за порезы и травмах. Искалеченные пальцы рук, зияющие провалы там, где должны быть кости. Конечности были сплошным месивом из синяков, гематом и расползающихся трупных пятен. А лицо…Лицо – работа настоящего монстра, который стёр с него саму память о жизни. Несли ли эти увечья ритуальных характер? Нет, от этой мысли Лайза отказалась сразу же, как только увидела тело. Даже самый безумный фанатик не осквернил бы жертву столь зверским образом, ведь божества жаждут чистоты.
— Что думаешь?
Тишину прервал Рэйвен. Лайзу удивило, что все то время, что они стояли, он хранил молчание. Вампир, засунув руки в карманы своих испачканных джинсов, лениво раскачивался из стороны в сторону. Алые глаза, в которых плясали любопытные искорки, пронзали задумчивую Лайзу, вынуждая встретиться с ними.
В ответ Лайза лишь резко мотнула головой.
— Это не относится к нашему делу, - отрезала она. – Последователи культа не могли так поступить со своей жертвой.
— А кто мог?
Вампирша отвела взгляд, снова останавливаясь на измученном теле. В голове было множество мыслей, однако каждый вариант девушка отбрасывала, так как они не имели ничего общего или же попросту были абсурдны. Особенно одна, и от нее Бринаджи бросило в легкую дрожь.
— Нельзя никого исключать. Но я могу с уверенностью сказать, что не охотники. Они слишком дорожат своими уставами, да и для инквизиции это дикость.
— А может, это Эфорие? Не зря же этот выродок кричал их девиз.
Рэйвен говорил так спокойно, что вампирша не узнала своего обычно вспыльчивого напарника. Бринаджи нахмурилась и посмотрела на Тейцорта с неприкрытым гневом.
— Следи за своим языком! — прошипела она сквозь стиснутые зубы. — Это имя — запрет. Даже мысль о этом не смей.
— Ты говоришь как ярая фанатичка нашего правительства. Неужели гнев Старейшин обрушится на нас, если мы осмелимся произнести их имя? Нет! Тогда на черта этот цирк?!– усмехнулся вампир.
— У нас нет ни малейшего доказательства того, что хоть один из них выжил.
— Значит ты все же об этом подумала? Если бы мы смогли надавить на Стефана, возможно, узнали бы что-то важное.
Бринаджи выпрямилась. Она знала юношу слишком хорошо, чтобы не видеть, как за взглядом, колючим, будто ржавая проволока, прячется обида. Знала причину его внезапных выпадов, но говорить вслух об этом никто не спешил. Ему как будто нравилось упиваться ее сожалением, ловить тончайшие флюиды боли, что волнами исходила от нее даже на расстоянии. Даже сама Лайза не могла понять этого странного мазохизма с ее стороны, позволяющей ему ранить снова и снова.
— Пытаешься спустить всех собак на меня? – она держала тон холодным, почти отстраненным. Зрачок глаз, что раньше был обычный, круглым, в секунду стал острым, хищным, и бегающим по графу.
— Что ты, мышка? Как я смею думать о том, что наша благородная чистокровная может быть причастна к возможному свержению моей сестры. Ведь перемена власти — это естественный процесс, не так ли?
Тейцорт улыбнулся. Его белоснежные клыки сверкнули в лучах операционной лампы, от чего лицо выглядело устрашающи, а оскал напоминал оголодавшего койота. В открытую граф бы не напал, но Лайза приготовилась отдать отпор, если тот все же осмелится. В ответ, Рэйвен тихо усмехнулся, чуть заметно кивнул, и, проведя рукой по своим волосам, неспешно двинулся в одной из коек. Гнетущая атмосфера проследовала за вампиром, и с губ девушки сорвался невольный выдох. Вступать в спор с графом Бруском в момент, когда его гнев достиг апогея, было крайне неразумным решением. Даже лорд-протектор, обладавший значительным влиянием на него, не мог бы привести его к спокойной и конструктивной беседе, пока Рэйвен не взял бы себя в руки.
Лайза подняла с пола ткань и бережно укрыла ею мёртвое тело несчастной. Сиреневые глаза были полны скорби, ненадолго задержавшись на ней. Как невыносимо горько, когда юные души гаснут, не успев испить до дна чашу жизни. И сердце сжимается от боли, представляя, какие муки пришлось претерпеть бедняжке, чтобы наконец обрести долгожданный покой.
Закончив с телом, вампирша обратила свой взор на Рэйвена. Старые пружины кровати отозвались жалобным стоном, проседая под тяжестью его тела. Не потрудившись разуться, он испачкал некогда чистое покрывало грязью. Подперев голову руками, мужчина шумно вдохнул и, с легкой ноткой горечи, произнёс:
— Все принимает весьма скверный оборот. Кого-то явно задевает то, что Аластар сидит дольше положенного. – процедил он. – Прости за не скромный вопрос, но, когда ты хотела поделиться ошеломительной новостью о своем уходе?
Резкая смена темы застала Лайзу врасплох. Вопрос, обрушившийся так внезапно, вырвал ее из привычного течения мыслей – тем более, вопрос, заданный им.
— Разве тебя это так сильно волнует?
— Меня бы это никак не трогало, если на твое место поставили хотя бы Уорда. Он то по опытнее, да и друг как никак, но не этого щуплого засранца. – Рэйвен нервно заерзал на койке и пружины под ним запели раздражающую уши оду. – Что вы в нем все нашли?
— Если кандидатура Алексиса устроит Его Светлость, то с этим решением тебе придется только смериться.
Лайза замолчала, развернулась на каблуках и направилась к одному из выходов лазарета. Рэйвен продолжал смотреть на непоколебимо спокойную девушку, не двигаясь. Словно хищник, затаившийся перед прыжком, он прожигал ее фигуру взглядом. Ему не пришел по нраву ответ. Тейцорт вскочил с кровати. Больше мужчина сдерживаться не стал. Маска наигранного спокойствия растворилась в огне гнева, открывая истинную личину вампира. Дым повалил из его уст, исказив лицо в озлобленной гримасе. Лайза развернулась, прошипев сквозь зубы ругательства. Из бокового кармана штанов блеснул серебряный кинжал. Девушка выставила его перед собой, становясь в стойку. Видимо нормального окончания диалога им не светит. А ведь Бринаджи надеялась, что страстное стремление Рэйвена к власти поутихло за годы. Какая наивность - верить, что он перестанет с ней соревноваться лишь по тому, что она скоро выйдет замуж, тем самым открыв ему все двери на вверх.
Вампирша с силой сжимала рукоять своего оружия. Она была готова к бою, но то, что предстало перед ней, оказалось совершенно неожиданным. Рэйвен замер, оставляя между ними не большое расстояние. Некогда яростный блеск в глазах, сменился глубокой тревогой. Взгляд метался по ее телу, лицу, понемногу сокращая дистанцию. Одной рукой он взялся за лезвие кинжала, опуская его вниз, а другой коснулся ее плеча, сжимая с отчаянной нежностью. Большой палец мужчины скользил по нему, в попытке успокоить не только ее, но и самого себя. Этот жест, полный заботы, пригвоздили Бринаджи к месту. Она смотрела на него с широко распахнутыми глазами. Рот открывался и тут же закрывался, не найдя хоть каких-то слов. В голове звучало. Требовало остановить этот непонятный спектакль, но девушка была в цепях удивления от поведения графа. Такая перемена не сулила ничего хорошего.
— Все же какая ты эгоистка, Лайза. – прохрипел он. – Заставляешь всех мериться с судьбой, когда сама пытаешь изменить свою новую жизнь? Ты действительно считаешь, что брак с Рэймондом станет ключом к свержению Эрзабет?
— Моя жизнь тебя не касается, Тейцорт, как и то, что я собираюсь делать. – ответила Лайза, нахмурившись от его напора. - Мне как будущей жене Великого дома Даламар нужно думать о своем имидже, а наша «дружба» порождает грязные слухи и вредит этому.
Бринаджи попыталась вырваться из хватки мужчины, но вампир лишь сильнее стиснул руку на плече, впивая ногти в ее плоть.
— С каких пор ты принимаешь решения в своей семье?! Неужели эта сука не открыла своего поганого рта, чтобы запудрить тебе мозги. Ты же не глупая, Лайза, и прекрасно понимаешь, что семья Даламар не сеют цветочные поляны. Или же ты рассчитываешь на радушный приём этой некромантской семейки, которая мечтает приютить сиротку? Этого не будет, Лайза. Рэймонд — не самый надежный партнер, и ты, как никто другой, это понимаешь.
Рэйвен кричал. Такой поворот разговора девушки не нравился и ей хотелось закончить обсуждение ее личной жизни.
— С каких это пор тебя заботит? То, что случилось в саду Даламара – лишь небольшая слабость. Неужели мимолетный порыв героизма заслонил тебе глаза? – Лайза проговорила слова четко, чеканя каждое, словно бросая в лицо, надеясь пробить броню его возбужденных чувств.
После слов вампирши наступила тишина. Перед ней стояло воплощения яркой, как само пламя, силы и разрушительного гнева, которое постепенно тухло, превращаясь в тлеющие угольки. Глаза, подобный переливающему гранату, смотрели на нее с таким гнетущим чувством, будто их хозяин потерял всякий смысл жизни. Лайза молчала и смотрела. Запах приторного мужского одеколона бил в нос, но в тот момент он, казалось, был связующий их молчания. У дампиров сердце бьется как у людей, доказывая тем, что они еще связаны с миром смертных. Лайза отчётливо слышала бушующую бурю в груди Тейцорта. Вампир сделал одни шаг, которого было достаточно, чтобы их дыхания смешались. Бринаджи чувствовала себя не в своей тарелке. Вампир видел ее замешательство, ее испуг, и продолжил испытывать. Внутри, под ребрами, сжались органы. Она опустила голову, смотря на мужчину исподлобья, и в сиреневых глазах блеснула искра. Прибегать к своему дару не пришлось. Скрип входной двери перевел внимание Рэйвена.
Алексис застыл в дверном проеме. Краска смущения залила его щеки, и он пробормотал невнятное извинение. Следом возник Уорд, готовый обрушить на одаренного шквал упреков за то, что тот встал как вкопанный. Но, увидев причину заминки, сам замер, пораженный. Лицо его, словно маятник, качнулось от изумленного взлета бровей к недоверчивому прищуру. Лафт-младший прислонился к дверному косяку, скрестив руки на груди, испепеляя вампиров взглядом.
— Решили устроить романтическую обстановку с трупом? Странные у вас предпочтения, коллеги.
Слово «коллеги» Уорд выделил с особой четкостью, чтобы они точно уловили скрытый смысл. Рэйвен грубо оттолкнул Лайзу, отступая от нее в сторону.
— Разве не видишь, ведем теплую беседу. Ничего такого, что могло запятнать твои мысли, друг.
Тейцорт бросил на человеческого парнишку полный отвращения взгляд, и широкими шагами покинул лазарет, оставив присутствующих с густыми осадком неприязни.
Лайза посмотрела на юношу. Признаться, ее сердце ликовало от возвращения юного одаренного. Это говорило ей о его готовности, хотя во взгляде все еще метался страх, который тот старался скрыть. Глаза девушки обратились к Уорду, что уже перестал облокачиваться и вошел в лазарет. Его рука коснулась маленького золотистого колокольчика, и в помещении раздался звонкий и мелодичный звон. В палату тут же слетелись сестры милосердия, бережно подхватили ручки каталки и унесли бездыханное тело девушки прочь.
Вампирша приблизилась к Алексу. Его лицо было болезненно-бледным, и сердце Бринаджи пронзила острая игла беспокойства.
— Не так давно его вывернуло наизнанку. Жив, так что не переживай за него. — с усмешкой прозвучал голос Уорда.
Алексис, скованный тревогой, избегал ее взгляда.
— Ты ведь еще не успел разобрать свои вещи? — спросила она, одаривая юношу самой лучезарной улыбкой, на какую только была способна.
Боун вскинул брови и устремил недоуменный взгляд в лицо собеседницы.
— Да, занял пару полок.
— Придется все пересобрать. На рассвете отбываем в Синаю, так что не теряй времени, — ее слова прозвучали как тихий приговор.
Алексис перевел взгляд с девушки на Уорда и обратно. На губах ее по-прежнему играла скромная улыбка, но в глубине глаз плескалась усталость, выдававшая скрытое напряжение. Бесполезно спорить. Он последовал за ней в коридоры, ведущие в крыло общежития, словно обреченный на неизбежное.

***

В кабинете, озаренном мягким светом канделябров и трепетным пламенем камина, за массивным письменным столом удобно расположился мужчина. Его рука аккуратно, с ювелирной точностью, выводила буквы на плотной бумаге, превращая обыденный доклад в подлинное произведение искусства. Маркграф Дэймен Джованни сидел прямо, держа осанку как положено по этикету, время от времени поправляя очки, который надевал исключительно в час работы. Лицо его, не поддающееся времени на протяжении многих веков, оставалось бесстрастным, поглощенным документами. В кабинет тихо, как мышка, вошла прислуга, держа на золотом подносе изысканный фужер, украшенный тончайшими узорами, мерцающими на свету. Мужчина, погруженный в завораживающий ритм своей кропотливой работы, словно не замечал служанку, которая тихо перемещалась по комнате. Но если бы она внимательнее осмотрела своего господина, то заметила бы, как напряжены его мышцы лица, а тонкие губы сжаты так сильно, что обрели нездоровую бледность. Безмятежность ее могла бы быстро развеяться.
Перьевая ручка резко сменила свой плавный темп на нервный, и буквы заколебались на бумаге. Веки его сжались, отражая внутреннюю бурю от увиденного безобразия, подрывая остатки его хладнокровия. Этой ночью ему необходимо завершить все дела, чтобы представить Его Светлости безупречно выполненную работу. Как же ему была противна эта пресловутая волокита, особенно из-за Аластара. Этот Ницэ, жалкий выскочка, ставший лордом над вампирами по воле случая – как же он его ненавидел! О, Дэймен мог бы подобрать множество изысканных оскорблений в его адрес, но в этом не было толку – тот все равно не услышит его слов.
Служанка Айша, миловидная восемнадцатилетняя девушка, с робкой осторожностью поставила хрустальный фужер на стол маркграфа. В полумраке кабинета, освещённом лишь тусклым отсветом почти погасшего камина, её фигура казалась призрачной — тенью, скользящей по коврам. Заметив, как последние искры борются с угасающим пламенем, она тихо приблизилась к очагу и бережно положила в него два сухих полена. Щепки зашуршали, и всполохи оранжевого света дрогнули на её бледных щеках. Изредка её узкие, испуганные глазки краем косились на господина — но в них не было ничего, кроме немого страха, сжимавшего горло. Служанка уже хотела уходить, как холодный тон Джованни приковал ее ноги к полу.
— Как поживает Байрон? - спросил он, не отрывая глаз от бумаг.
Айша сжалась.
— Слуга отвечает… юный господин готовится ко сну… и чувствует себя… хорошо, — вымолвила она, едва сдерживая дрожь в голосе.
Молчание обрушилось, словно погребальная плита. Дрожь, словно рой ледяных игл, вонзилась в хрупкое тело Айши, пронизывая до самого сердца. Она покорно опустила голову, скрывая отчаянный блеск в глазах. Крупные капли холодного пота тихо падали с ее лба, теряясь в ярком узоре персидского ковра, растворяя последние искры надежды.
Джованни поднялся с кресла. Он обошел письменный стол с тяжелой, предопределенной грацией, каждый шаг отдавался гулким эхом в тишине комнаты. Его золотые глаза, подобно безжалостным оковам, сковали служанку. Взгляд этот был настолько пронзительным, настолько давящим, что воздух вокруг девушки сгустился, и дышать стало невыносимо тяжело. Сердце ее забилось испуганной птицей, отчаянно стремящейся вырваться из плена.
– Скажи мне, Айша, ты сегодня ходила на площадь с ним?
Служанка замерла, словно статуя, высеченная из камня. Ноги будто приросли к полу, а неукротимая дрожь заставила тело плясать неистовый танец. Это уже было красноречивее любых слов – ответ на вопрос господина Джованни. Она судорожно сплела пальцы в замок на груди и рухнула на колени, как подкошенное дерево.
– Клянусь, милорд, слуга не смела ослушаться вашего приказа! Юный господин упрашивал меня, но слуга отказывала, клянусь!
Соленые дорожки слез прочертили бледные щеки девушки, а рот нервно подергивался, зубы выбивали дробь. Больше всего на свете она боялась поднять глаза и встретиться с его взглядом – взглядом цвета старого золота, прожигающим насквозь, словно раскаленное клеймо, оставляя в душе зияющую рану.
– Ты лжешь мне, – констатировал Джованни, и в голосе его не было ни тени сомнения. – Посмотри на меня.
Голос Дэймена, оставался ледяным и бесчувственным. Он буравил служанку взглядом, ожидая, когда она поднимет голову. Девушка затрепетала, как пойманная птица, ища спасения в мольбе, но лишь судорожный вздох вырвался из ее пересохшего горла. Робко запрокинув голову, она угодила в золотой капкан его взгляда. Обжигающая боль пронзила глазные яблоки, отравляя сознание тупой, пульсирующей болью. Все сокровенные мысли, невысказанные слова, лишь мимолетные тени желаний, – все, как на ладони, предстало перед Дэйменом. Он безжалостно рылся в ее "библиотеке" воспоминаний, вороша каждую полку. Айша чувствовала, как ее душу выжигают каленым железом. Не в силах вынести этой пытки, она вцепилась в горло, пытаясь унять невыносимую боль. Из глаз хлынули не слезы – реки алой крови, застилая свет. Лишь предсмертный хрип вырвался из ее уст. Достигнув своей цели, Дэймен с равнодушным видом отвел взгляд и вернулся к рабочему месту. Она больше не представляла для него никакого интереса. Под столом он нажал маленькую красную кнопку, вызывая дворецкого.
— Убери это, — процедил он слуге, возникшему в ту же минуту в кабинете.
Дворецкий склонился перед Айшей, намереваясь поднять ее. Багровая кровь омывала лицо девушки, а в пустых глазницах плескался ужас, отражая господина, как последнее, меркнущее видение. Слова дворецкого, полные успокоения, тонули в ее сознании; она лишь судорожно вцепилась в его фрак. Когда слуги, бесшумно исчезнув, оставили хозяина одного, дверь с оглушительным грохотом распахнулась.
Распалённая гневом, с алым румянцем на щеках и мечущими молнии глазами, Эрзабет ворвалась в кабинет маркграфа Джованни. Густые брови сердито нахмурились над переносицей, а винно-красные губы искривились в презрительной гримасе. Дэймена Джованни не удивила эта дерзкая выходка – обычное дело для его обожаемой сестрицы. Лишь приподнял брови в немом вопросе, наблюдая за её яростью. Не дожидаясь приглашения, Эрзабет стремительно проскользнула в кабинет и, словно хищная кошка, грациозно опустилась в кресло у пылающего камина, небрежно закинув ногу на ногу. Живой огонь играл на её лице, высвечивая зловещее великолепие. Шёлк халата, подобный расплавленному золоту, мягко струился по точёной фигуре. Дэймен неспешно подошёл к креслу сестры, скрестив руки за спиной. Эрзабет нервно тряхнула головой, будто отгоняя назойливые мысли, но клубящийся внутри гнев рвался наружу, готовый вырваться бурным потоком.
— Да будь проклят этот род Бринаджи до седьмого колена! — выплюнула Эрзабет, слова её звучали как змеиное шипение. — Уверена, эта девчонка плетет интриги за моей спиной, пытается одурачить, как наивную крестьянку.
— И что заставило тебя так думать, дорогая? — с притворной заботой поинтересовался Джованни, изображая сочувствие, что, впрочем, получалось у него не слишком убедительно.
Эрзабет метнула на брата взгляд, и в её золотых глазах вспыхнул гнев. Дэймена это лишь позабавило, и он одарил сестру насмешливой улыбкой.
— Если бы эта бедная Лайза хотела твоей смерти, она давно бы этого добилась. Зная их нравы, я скорее удивлен её великодушию. — Дэймен пристально наблюдал за сестрой, ощущая, как между ними сгущается напряжение. — Ты лишила её наследства, вынудила отречься от титула в твою пользу. Молчу уже о твоем главенстве над домом Ламагра. Выбрала ей в мужья человека, жизнь с которым станет таким адом, что смерть покажется избавлением. Так скажи мне, дорогая сестра, что же тебя так изводит, если вскоре Лайза сама отправится к праотцам?
— Ты просто идиот, если не видишь очевидного, Дэймен.
Эрзабет метнулась с кресла. Кровь прилила к лицу, разжигая на щеках багровый пожар, ноздри трепетали, жадно ловя воздух. Маркграф, словно изваяние изо льда, оставался недвижим, лишь холодный взгляд скользил по сестре, оценивая с нескрываемым презрением. Его раздражала не только ее напористость, но и клубок сумбурных мыслей, роящихся в этой женской голове. Нытье Эрзабет было последним звуком, который он желал слышать.
— Она выжидает! Подкрадывается, как тень, чтобы всадить кинжал в спину, как…
— Как ты воткнула его Габриэлю? – бесстрастно оборвал ее Джованни.
Графиня судорожно вздохнула, инстинктивно нашаривая позади себя опору. Мысль о возмездии парализовала ее страхом. Во сне, редком и мучительном, ей являлся призрак Лайзы Бринаджи, возвышающийся над окровавленным телом ее замученного сына, в руках – его отрубленная голова. «Ты следующая», – шептали безжизненные уста. Эрзабет издала сдавленный стон, зажала рот дрожащей ладонью и, словно подкошенная, рухнула на ковер. Сцепив пальцы на лице, она впивалась ногтями в собственную кожу, пытаясь укрыться от кошмара, вторгшегося в реальность.
– Ты знаешь, это была вынужденная мера. Иначе пламя войны поглотило бы и нас, – слова, словно когти хищника, рвали ее горло, не оставляя места жалости. Сидя на ковре, с растрепанными темными волосами, она, казалось, теряла рассудок, все больше и больше выводя Дэймена из равновесия. Он больше не желал слушать этот поток безумия. Закрыв глаза, он глубоко вдохнул и опустился на корточки перед испуганной женщиной. Его бледная рука бережно заправила прядь ее волос за ухо, и из его уст полился успокаивающий, мелодичный голос:
– Никто не сомневается в правильности твоего решения, дорогая. Не стоит терзать себя напрасно. Это лишь призраки прошлого. Тебе ли, рожденной в клане Джованни, не знать, как навязчивые мысли овладевают нами. Мы используем этот дар против врагов, но не против себя. – Дэймен коснулся ее щеки, нежно погладив ее пальцами. – Пусть все и дальше думают, что Габриэля Бринаджи убил его любимый брат, а ты – бедная, измученная горем вдова. Лайза не узнает правду, если сделаешь все по плану. Если справишься безупречно, наш клан вернет былую силу и могущество, а твой сын станет единственным наследником. Ты меня понимаешь, Эрза?
Женщина смотрела на брата завороженно, словно ребенок, увидевший долгожданную игрушку. Слезы безудержно текли по ее щекам, но она не обращала на них внимания. Слова мужчины растекались по ее венам живительным нектаром, пробуждая уверенность и силу. Но в душе Дэймена не было ни капли удовлетворения. Лишь отвращение от того, что ему вновь приходится играть роль няньки для взрослой сестры.
– Тебе нужен отдых, Эрза. Я распоряжусь, чтобы тебе принесли успокаивающий чай, – произнес Дэймен, направляясь к двери. – А завтра мы обсудим дальнейшие планы. У нас много работы, и времени на слабость нет.
Дэймен вышел из комнаты, оставив Эрзу наедине со своими призраками. В коридоре его ждал слуга, покорно склонивший голову. Маркграф приказал приготовить чай для сестры и наблюдать за ней. Он не мог допустить, чтобы правда о смерти Габриэля Бринаджи вышла наружу. Слишком многое стояло на кону. И он, Дэймен Джованни, сделает всё, чтобы его клан вновь возвысился над остальными. Даже если для этого придется замарать руки кровью.