НЕ БЗДИ, СТРЕКОЗА, ПРОРВЁМСЯ!

Всё, что случилось когда-то, с позиции текущего момента, обретает новый, иногда удивительный смысл. Те события, которые казались ранее незначительными и даже ничтожными, кажутся теперь весомыми и значимыми. И чем пристальнее вглядываешься в прошлое, тем больше в этом убеждаешься! Каждый такой эпизод воображение услужливо окрашивает в яркую палитру всевозможных вкусов, запахов, красок. Стоит только захотеть, и ты мгновенное окажешься там, откуда, на самом деле, всё начиналось…
Моя бабушка очень похожа на печку-голландку – такая же круглая, незаменимая и всегда необыкновенно тёплая! Иногда кажется, что бабушка любит меня гораздо больше, чем оба родителя - вместе взятые. А разве нет? Она, например, никогда не скажет: - Какую ещё сказку? Отстань, я устала!
А всё потому, что она – моя бабушка!
- Леночка, тюрю хочешь?
Я пробую незнакомое слово «тю-ря» на вкус. М-м-м… Получается что-то похожее на «кря-кря»! Я молча киваю. Бабушка колдует над глубокой алюминиевой миской: наливает молока, крошит кусочки ржаного хлеба и добавляет щепоть сахара.
- Кушай, деточка!
Тюря мне не понравилась, я капризно дую губы. Хорошо, что бабушка никогда не заставляет меня насильно кушать – ждёт, когда попрошу сама. И мне это нравится!
- Яишко будешь? – она хлопает об угол стола сваренным вкрутую яйцом.
- Жили-были дед да баба, и была у них курочка Ряба!
Бабушка заговаривает меня так, что я незаметно съедаю и яичко, и тюрю, запивая всё клюквенным киселём.
Чудесным образом бабушка умеет заговаривать не только еду, но и боль! Вдоль нашего забора, со стороны глубокого оврага, вымахала крапива выше меня ростом. Однажды, не рассчитав траекторию движения, я угодила в объятия этого коварного жгучего растения. Ох, и крику-то было! Я орала, как оглашенная. В соседнем дворе неистово залаяла собака, а бабушкины куры, мирно пасущиеся на лужайке подле дома, бросились врассыпную. Бабушка, подхватив подол широкой юбки, поспешила мне на помощь.
- Ах ты, недотёпа! Ах ты, кулёма!
Она утирала мне слёзы своим подолом, дула на обожжённое место, но всё было тщетно! Тогда бабушка схватила дрын, валявшийся неподалёку, и со словами «ах ты, зараза!» набросилась на крапиву.
- Не смей обижать мою внучку! Не смей!
Пряди её чёрных, с проседью, волос выбились из-под белого платочка, добродушное круглое лицо стало сердитым, а в калоши насыпались листья моей обидчицы. Слёзы мои тут же высохли, как капли росы – под лучами солнца. Бабушка смазала ожоги гусиным жиром, дала мне мягкую, побелевшую от времени, ириску, и этим я быстро утешилась.

Кроме меня, бабушка любила ещё две вещи – «беленькую» и игру «в дурака». Бутылку «беленькой» она надёжно хранила в большом сундуке, окрашенном голубой краской, среди тряпок и старых газет. Обычно к вечеру, когда спадала жара, она доставала заветную бутылочку и, отвинтив газетный катыш вместо пробки, плескала себе в гранёный стакан. Отерев губы рукавом кофты или тыльной стороной ладони, сладко причмокивала:
- У-ух, пошла, родимая!
Бабушка разительно менялась прямо на глазах! Морщинки на лице разглаживались, круглые щёки превращались в «наливные яблочки», а в глазах появлялись смешинки. Дальше начиналось самое интересное!
- Надевай сандальки, айда на улицу!
Бабушка хватала в одну руку потрёпанную колоду карт, в другую – мою ладошку, и мы, повесив на дверь огромный амбарный замок, спешили на соседнюю улицу – предаваться азартным играм, слушать последние деревенские новости, лузгать семечки, а иногда даже матерно ругаться!
- Господи, дочка! Откуда ты знаешь такие нехорошие слова? – удивлялись родители, забрав меня домой.
- Бабуля так сказала.
- Опять бабуля! Не-е-т, добру она не научит! - мама гневно смотрит на отца, а отец виновато отводит взгляд в сторону.

В карты я научилась играть прежде, чем читать или писать! Бабушка сажала меня в подол своей широкой юбки и я, пока шла ожесточённая игра «в дурака», покачивалась в подоле, как в люльке, глазела на окружающих, ковырялась в носу и, как губка, впитывала тот непередаваемый колорит, которым славится деревня.
Много ли радостей было у наших бабушек? Тяжёлая работа в колхозе, копеешная пенсия, скромный быт - на грани нищеты. Моя бабушка рано осталась вдовой. Муж, вернувшийся с Великой Отечественной и получивший серьёзное ранение, прожил недолго, оставив жену с пятью ребятишками на руках. Двое из них умерли в младенческом возрасте, старшая дочь сгинула где-то на бескрайних просторах Казахстана, ещё один сын трагически погиб. И только мой отец остался в живых…
После карточныхс игр, поздним вечером, мы возвращались домой и валились в кровать. Я тесно прижималась к тёплому бабушкиному боку, чувствуя горячее дыхание на своей макушке. Изредка за окном проносились машины, и свет горящих фар на мгновение выхватывал из темноты нехитрый бабушкин скарб: шкаф, напоминающий старого неуклюжего медведя; часы с гирьками в виде шишек; цветок алоэ в кадке, похожий на экзотическую пальму. Под мирное тиканье ходиков и ласковое поглаживание бабушкиных рук я проваливалась в глубокий безмятежный сон до самого утра…
Сейчас, спустя десятки лет, я напрягаю память и пытаюсь вспомнить подробности, связанные с бабушкой. И с удивлением вдруг понимаю: она никогда при мне не плакала, никогда не жаловалась на судьбу, не осуждала других, никогда меня не наказывала, никогда меня не обманывала. Никогда, никогда, никогда…
- Ленка, кто разбил мою любимую чашку?
- Это не я.
- Пошто обманываешь? Вот Боженька узнает – накажет. Врать нехорошо!
- А кто такой Боженька?
Бабушка пытается мне как-то объяснить, но у неё плохо получается.
- Бог живёт на небушке, Он всё видит!
- И нас с тобой видит?
- И нас видит, а мы Его – нет. Бога можно почувствовать – вот тут.
Бабушка прикладывает широкую, с пожелтевшими ногтями, руку к области сердца. Я оглядываюсь по сторонам – Боженьки нигде нет!
- Бог ласковый, добрый и всех любит.
- Как солнышко? – даю я бабушке подсказку.
- Да, милая, как солнышко! – радуется бабушка и гладит меня по голове…

Сегодня у нас с бабушкой особенный радостный день! И называется этот день «пенсия». А пенсия – это такой день, когда в лавке можно купить то, чего в обычные дни не полагается. Например, лимонад «Буратино», или халву, или даже конфеты «Батончики».
Маленький деревянный домишко с покосившимся крыльцом бабушка называет странным словом «магАзин», с ударением на втором слоге. И не было для меня большей радости, чем поход в эту сказочную продуктовую лавку! Бабушка надевала свою лучшую кофту, сворачивала волосы в тугую «улитку», надевала яркий платок и, глядя на меня когда-то карими, а сейчас выцветшими от времени, глазами говорила:
- Айда, маленько скупимся.
Бабушка шла по улице медленно и важно, как корова с полным выменем - после пастбища. Зато я, всклень переполненная радостью, скакала подле неё кузнечиком, колготилась и торопила:
- Ба-а-а, ну пошли быстрей! Ириски кончатся!
- Не бзди, Ленка, на наш век ирисок хватит!
Да, в этом магазине мне нравилось всё: деревянные полки, набитые консервами с килькой, большие куски сливочного масла, от которых сердитая тётя в накрахмаленном белом колпаке отрезала ножом небольшие кусочки, заворачивала в шуршащую бумагу и предлагала покупателям. Нравились коробки, наполненные конфетками «Цветной горошек», весы с гирьками, бочка с солёной селёдкой и красивые пачки с прессованным чаем, который можно было жевать, как гудрон.
Очередь двигалась очень медленно. Или мне только казалось? Тётя в белом колпаке то ставила гирьки на весы, то убирала, то снова возвращала назад. Я в нетерпении дёргала бабушку за подол широкой юбки и канючила:
- Ба-а-а!
- Потерпи, стрекоза, - шептала бабушка и доставала из кармана кофты носовой платочек, концы которого были туго завязаны на узелки. Много лет я удивлялась тому факту, что другие тёти доставали из сумок кошельки, а моя бабушка хранила деньги в обычном платочке. И только спустя годы поняла: всему виной – та самая пресловутая «пенсия» …

В больничном коридоре, стены которого выкрашены в тёмно-синий цвет, тускло мерцает лампочка. Мои лёгкие распирает от запаха хлорки. Сильный кашель не даёт уснуть. Высокая температура держится который день и кажется, что я дышу пламенем. Тётю в белом халате я боюсь и ненавижу - это и понятно! Мы не любим тех, кто причиняет нам боль.
В ягодицу вонзается жало иглы:
- Ба-ба-а!
Я пытаюсь спрятаться у бабушки подмышкой, но цепкие пальцы врача достают и там. И вдруг в эту минуту бабушка меня предаёт! Переломив через колено моё худое и мягкое, как у тряпичной куклы, тельце, стягивает трусики. Это предательство доставляет неимоверную душевную боль! Как она может? Поэтому я кричу сильнее, чем хотелось бы.
- Молодец, Леночка, - хвалит тётя в халате. – А вы, бабушка, не плачьте, всё будет хорошо.
Я вдруг замечаю, как по бабушкиным похудевшим щекам сбегают два ручейка.
- Да лучше бы я захворала! За что моей кровиночке такое лихо?
- Давайте я вам успокоительное принесу!
- Спасибо, дохтор, не надо.
Мне становится невыносимо жаль бабушку! Своим детским умишком я вдруг понимаю: она готова пожертвовать всем ради моего здоровья! Я тут же прощаю её недавнее предательство, а ещё – храп по ночам (она спит на соседней койке) и даже то, что со мной в больнице лежит почему-то не мама, а она - бабушка.

Я росла довольно болезненным ребёнком. Родители работали с утра до вечера, поэтому весь груз ответственности ложился на бабушкины плечи, в том числе и больница.
- Не бзди, стрекоза, прорвёмся! – повторяла бабушка, прижимая меня к своей горячей груди. Я ей верила, потому что она никогда меня не бросала, даже в самые трудные минуты. Бабушка была моим спасением во всех непонятных и запутанных ситуациях.
- Ба, хочешь, секретик скажу?
Я мнусь, потому что не знаю, с чего начать. Мной владеют противоречивые чувства: с одной стороны, хранить секрет – выше моих сил, с другой стороны – не хочется подводить отца.
- Рассказывай, внуча.
- Ба-а…
- Чаво?
- А папка мой кулаками дрался.
- С кем дрался? – бабушка даже жевать перестала, уставилась на меня так, как будто я матом ругнулась.
- С тётей продавщицей.
- А ну сказывай, как было дело!
- Мы с папкой поехали в магазин, велосипед купить. А тётя в магазине сказала, что велосипеды кончились.
- А папка чево?
- А папка сказал «дура крашеная»! И ка-а-ак кинет в тётю эти… ну как их… ну, которые деньги считать?
- Счёты?
- Да, счёты!
- Ах, шельмец! Выпороть бы, да поздно уже. Не убил?
- Не-е, не успел! Тётя за прилавок спряталась!
- Вот охламон! Ужо придёт ко мне, покажу ему «кузькину мать».
- Ба-а…
- Чаво?
- А папка тоже «беленькую» пил.
- Дык, я так и поняла, - слегка смутилась бабушка. – Я всегда твоему папке говорила – «не могёшь пить – не пей»! Ладно, Ленка, вот тебе кружка, иди-ка малину пособирай, а то обсыплется скоро …
Велосипед мне всё-таки купят. И как только я научусь сносно кататься, буду самостоятельно приезжать к бабушке в гости. Пожалуй, с появлением в моей жизни велосипеда я впервые почувствую себя взрослым самостоятельным человеком …

- Я люблю тебя жизнь, что само по себе и не ново! – пел по радио приятный мужской голос. Я крутнула колёсико радиоприёмника и перешла на другую волну.
- Радио-няня, радио-няня, есть такая передача! – вот это мне нравится больше!
Внезапно в коридоре послышался шум. Почему-то родители вернулись домой раньше времени и о чём-то громко, с надрывом, спорили. Мама открыла дверь в комнату, крикнула:
- Ленка! Бабушка умерла. Сегодня ночью, во сне.
Мир для меня в эту минуту рухнул.
- Делай уроки, мы с отцом скоро вернёмся.
- Радио-няня, радио-няня, у неё одна задача…
В пустой квартире я осталась один-на-один со своим горем. Утешить меня было некому, а понять могла бы бабушка, но она улетела на небушко - насовсем! И заполнить её отсутствие и пустоту в сердце так никто и не смог…
Говорят, наши бабушки и дедушки генетически нам ближе, чем родители. Тогда этот факт объясняет многое: непостижимую сакральную связь между нами, безусловную жертвенную любовь, похожее восприятие жизни. Не зря же говорят – «что старый, что малый»! Первые пару лет после ухода бабушка будет сниться мне чуть ли не каждую ночь. Весёлая и разрумянившаяся, как после приёма «беленькой», она, несмотря на моё сопротивление, настойчиво повторяла:
- Внуча, айда со мной! Шибко по тебе скучаю.
Видимо, на небушке без меня ей было очень одиноко, впрочем, как и мне.
Когда же становится совсем грустно, я достаю бабушкину фотографию и горько вздыхаю, вспоминая прошлое. И почему-то кажется, что бабушка меня слышит и тихо, как в детстве, ласково шепчет на ушко:
- Не бзди, стрекоза, прорвёмся!