Геля

Геля

Ангелина Шнайдер, для своих Геля не понимала, почему, несмотря на победные реляции, Красная армия потерпела оглушительное поражение на Белостокском выступе. И кто в этом виноват, она тоже не понимала, потому что после окружения ее части, где она работала переводчиком, сведения можно было черпать разве что из противоречивых мнений сослуживцев. А потом ей вообще стало не до этого. После сдачи в плен. Лично она в плен не сдавалась – сдал воинскую часть кто-то из командиров с объяснением «иначе перебьют». Не все с этим согласились: многие целыми взводами и ротами уходили в леса или шли на прорыв к своим. Но не все, далеко не все.
А Гелю вместе со всеми штабными пленили. Женщина двадцати пяти лет, весьма соблазнительной наружности она привлекла внимание немецких солдат с нагрудными орлами на кителях. Трое из них во главе с ефрейтором затащили ее в ближайший сарай, разложили на куче ящиков и, сорвав с нее форму и нижнее белье, намеревались предаться любовным утехам. Участь ее была бы плачевна, но вмешался его величество случай: в сарай заглянул некий хауптман и разогнал насильников.
- Was für ein süßes Mädchen, - сказал он, плотоядно разглядывая голую женщину.
- Спасибо, что выручили, - сказала Геля по-немецки, пытаясь прикрыть интимные места.
- О, Mädchen понимает немецкий. Благодарить следует не словами, а делами. – Офицер осклабился до ушей, подошел к ней и начал ласкать оголенные груди. Обделенный на войне женской лаской, он просто сгорал от желания. - Уж лучше со мной, чем с этими бауэрами. Я с тобой ничего плохого не сделаю, только…
Хауптман быстро сдернул брюки и, не снимая сапог, навалился на нее и ритмично задергал задом. Геля закрыла глаза и расслабилась, не оказывая сопротивления. А что ей еще оставалось!?
Немец закончил начатое, подождал пока Геля оденется и самолично отвел ее к остальным пленным, укоризненно посмотрев на группу незадачливых насильников. Геля осознала, что знание немецкого ей может еще пригодится.
А потом ее поместили в еврейское гетто, посчитали за еврейку, хотя отец ее был из немцев Поволжья. В распределительном пункте Геля заговорила по-немецки, но утомленный фельдфебель посчитал, что женщина говорит на идише, смачно выругался и отправил ее по назначению. Она ведь назвалась Гелей, а не Ангелиной, а имя Геля носили в том числе еврейские женщины.
Потянулись суровые и однообразные будни в кирпичном бараке с маленькими зарешеченными окнами и уставленном двухэтажными нарами из неотесанных досок. Их кормили, выносили парашу, порой забирали нескольких женщин, но они не возвращались обратно. Прошел месяц, прошел второй. Приближалась осень, и в бараке становилось холодно по ночам. Им выдали байковые одеяла и принесли две печки-буржуйки.
Геля близко сошлась со своей соседкой по нарам, Галей Шифриной из Гродно. Они рассказывали друг другу про свою жизнь, делились сплетнями и мечтали о лучшем будущем, которого не предвиделось. Галю вскоре увели и она назад не вернулась. Но у Гели имелись особые мечты, которыми она не делилась со своей подругой. Она ведь наполовину немка, по сути фольксдойче, а вовсе не еврейка, и этим нужно было непременно воспользоваться. Представился бы случай. И случай представился.
В барак обычно входили через калитку, врезанную в ворота, а тут ворота нараспашку. Группа офицеров Вермахта углубилась на несколько метров в барак и остановилась. Их сопровождал человек в штатском. Впереди стоял оберст, полковник.
« Какая-нибудь комиссия для проверки…», - подумали сидельцы.
Офицеры о чем-то поговорили, а потом штатский крикнул по-русски, чтобы слышал весь барак.
- Просьбы, жалобы имеются?
Обычно узники мрочали, а тут на удивление всех ему ответили по-немецки.
- Ich bin Deutsche, keine Jüdin. Mein Vater ist der Deutsche Günter Schneider. Ich wurde aus Versehen hierher gebracht.
Это была Геля. Офицеры застыли в недоумении.
«Немку посадили в еврейское гетто? Quatsch!», - подумал полковник. Он прошел вперед и увидел на верхних нарах растрепанную и чумазую девицу, которая и в таком виде выглядела весьма привлекательно. Полковник некоторое время смотрел на нее, потом молча кивнул и вернулся к комиссии.
- Ту, что говорит по-немецки, помыть, приодеть и ко мне в кабинет, - последовала команда.
Выслушав всю подноготную Гели, полковник оценил ее ладную фигуру, симпатичную мордашку, и Геля вместо гетто оказалась в богатых апартаментах в доме какого-то бывшего латвийского дворянина, там, где обосновался полковник. Она ни капельки не сомневалась, зачем ее сюда доставили – оберст сделал ее своей любовницей и оставил жить у себя. Вскоре Геля получила документы, ей присвоили звание ефрейтора Вермахта и направили в штаб на должность переводчика. Привычная работа, да только в немецком штабе. Полковник обращался с ней ласково, ни в чем не отказывал, но, где-то через полгода у него появилась новая фаворитка, а Гелю переселили в гостиницу, в приличный номер.
« Нормально живу, но надолго ли?».
Она ни капельки не верила, что СССР проиграет эту войну. Когда советская армия вступила в город, немецкий штаб разбомбили вместе с полковником, Геля благодарила Бога, что в это время работала на выезде. Она вернулась в гостиницу и глубоко задумалась.
«А куда мне теперь? Никому до меня нет дела – все свои шкуры спасают. Здесь меня, скорее всего, расстреляют. В Германию податься? Так ведь и туда доберутся».
Мысли стучали в ее голове бешеной шрапнелью. И достучались.
Геля сожгла немецкие документы, надела невзрачное платье, повязала голову грязноватой косынкой и ненароком присоединилась к колонне женщин, выходящих из гетто для эвакуации в тыл. Никто и не заметил.
« Вряд ли меня признают. Галя, скорее всего, мертва, да и мало кто остался из тех, прежних».
Бывших заключенных перевезли в Минск и расселили в захудалой гостинице. Начали устанавливать личности. Геля сказала, что документов у нее нет, и назвалась Галиной Соломоновной Шифриной родом из Гродно. Ей посоветовали вернуться в Гродно, благо город уже находится в тылу, и явиться в местную комендатуру для получения паспорта. Она так и сделала. В прифронтовой неразберихе ей поверили. Выправив документы, она уехала в Москву, чтобы окончательно обрубить концы. Кое-какие деньги вместе со справкой ей выдали еще в Минске – на дорогу хватило. Добравшись до Москвы и просидев на вокзале трое суток, Геля пообщалась с такими же как она и, в конце концов, по заручке одной из женщин устроилась на военный завод в Подмосковье кладовщиком. Там делали снаряды для артиллерии. Ее поселили в общежитии, и жизнь стала потихоньку налаживаться.
В один из дней в городской столовой к Геле подсел парень, симпатичный парень, к которому она сразу же отнеслась благосклонно: хорошо одет, не лишен чувства юмора, немножко грубоват с элементами нахальства – но такие ей нравились. Парень назвался Женей и пригласил ее в кино, а потом уговорил пойти к нему типа попить чаю. Что это за «чай» Геле объяснять было не нужно, но она согласилась. «А почему бы и нет».
Жил он в трехкомнатной, хорошо обставленной квартире. Вместо чая они выпили сухого вина и улеглись в постель. А на утро, за завтраком, Женя задал вопрос, небрежно так, походя.
- Ну, как тебе живется Геля?
Геля вздрогнула, хотела сказать, что она вовсе не Геля, а Галя, но, пройдя суровые испытания, она напрочь потеряла девственную наивность и прекрасно понимала, что такие вопросы просто так не задают, по крайней мере, в этом конкретном случае. Поэтому она задала встречный вопрос.
- Что тебе от меня надо?
- Вот это правильный подход к делу, без лишних реверансов, - похвалил ее Женя. – Да ничего особенного: живи, как живешь, работай, как работаешь, но только будешь сообщать нужные нам сведения, касательно своего завода и получать за это деньги, хотя можно было их и не предлагать – ты сама знаешь, что сделают с тобой, если вскроются отдельные детали твоей чудной биографии. Зеленкой лоб намажут. Но мы люди благодарные – за любую работу надо платить. Но нам нужны объективные сведения по запросу.
- Кому это нам? – поинтересовалась Геля.
- Какая тебе разница? – отмахнулся Женя. – Деньги не пахнут. Воняет в бараке, что в гетто, что в ГУЛАГЕ. Фашистам ты не задавала таких вопросов, когда у них на службе состояла. Но мы не фашисты, мы другие. Ну, так как?
Геля на несколько минут задумалась, перебирая возможные варианты, и согласилась.
Новоявленный хозяин Женя проинструктировал ее о вариантах сотрудничества, и они расстались.

Среди кладовщиков числилось две женщины, но одна из них вторую неделю лежала в больнице, а второй была Геля Шнайдер, по документам Галя Шифрина, поэтому Комов пошел на склад один. Остальные задействованные сотрудники ГУББ расползлись по другим отделам для допроса подозреваемых. Зайдя в кабинет для кладовщиков, Алексей попросил лишних выйти и остался один на один с Гелей.
«Привлекательная женщина… Что ее могло подвигнуть на предательство, если это она? Деньги? Она пристроена, работает, зарплату ей платят. Ненависть к СССР? Это после еврейского-то гетто!? Сомнительно. Шантаж? Очень может быть, если ей пришлось выбирать из двух зол меньшее. А что это за два зла?».
Он присел напротив нее, представился и неожиданно крикнул ей прямо в лицо.
- Что же ты, сучка, Родину предала!?
Женщина вздрогнула, глаза у нее забегали.
« Тут любая вздрогнет, а вот глаза… Глаза – зеркало души, а на душе у нее неспокойно».
- О чем Вы? Какое предательство?
Геля быстро успокоилась, взгляд ее просветлел.
- Вы в курсе, что склад собирались взорвать? Наверняка в курсе. Взорвать динамитом, который недавнотпривезли. Взорвать вместе со всем персоналом, в том числе с Вами. Кто-то передал сведения о времени поступления груза и голос по телефону звучал женский, - продолжил допрос Комов спокойным голосом.
- Женщин у нас много работает, а я не самоубийца, - парировала Геля.
Комову доложили, что именно эта кладовщица пыталась покинуть складское помещение, но ей не позволили.
- Поэтому непосредственно перед взрывом вы пытались покинуть склад? Как-то побочные, мелкие фактики начинаются складываться в мозаику. Колись, сука!
Геля никак не отреагировала на очередной наезд опера. Она многое пережила. На нее кричали, ее били, насиловали, грозились убить и, если бы она не научилась закукливаться, отрешаться от всяческих угроз и нападок, то давно бы сошла с ума.
- Я пошла в кассу за зарплатой. Когда вы ушли, я ее получила, - пояснила она.
«Опа-на! А у них действительно в этот день выдавали зарплату. Но что-то здесь нечисто. Нервы у нее железные, но некоторая нервозность присутствует. Чего она нервничает-то?».
- Некая банда во главе с Евгением Евсюковым по кличке Табак задумала совершить террористический акт, и это им почти удалось, и удалось бы, если бы не наши оперативные действия. Им некто женским голосом сообщил по телефону о времени прибытия груза, а именно динамита. Вы представляете себе последствия: разрушенный в хлам завод и куча мертвецов, ваших сотрудников. А у них семьи, они пережили войну и мечтали о лучшей жизни.
Комов попытался давить на жалость, хотя на успех особо не рассчитывал. Так, для порядка. Но ему нравилось, как он говорил, прямо как комсомольский вожак Кеша на институтском собрании.
«А я ведь не знала, что они собираются что-то взрывать, и действительно пошла за зарплатой. Мерзавец этот Женя. Но ведь меня расстреляют, если я признаюсь. Надо держаться, надо терпеть», - решила Геля.
- Почему Вы считаете, что именно я сообщила?
- Я это не утверждаю, пока не утверждаю, - сказал Комов, и тут у него блеснул в голове убийственный аргумент. – Но существует один несокрушимый нюанс. Разговор по телефону мы записали на магнитную ленту – появилась у нас такая возможность. А теперь мы запишем голоса всех подозреваемых сотрудниц, а экспертиза сравнит и обнаружит совпадение. А это уже неопровержимое доказательство. И никуда Вы не денетесь, если виноваты. Признавайтесь – это может сохранить Вам жизнь.
Геля задумалась. В ее сознании всплыли картины прошлого, довоенного прошлого.
В пединституте, на инязе ей училось легко. Там у нее в программе присутствовало два иностранных языка: немецкий и английский. Немецкий учить у нее не было никакой необходимости – отец постарался. Преподаватели это быстро поняли, и девушка ходила только на зачеты и экзамены, посещая лекции лишь по немецкой литературе, живописи и жизни в Германии. По окончанию ВУЗа ее распределили в Балашиху, в обычную среднюю школу преподавать немецкий язык ученикам старших классов. Потянулись серые будни: уроки, проверка домашних работ, общежитие с общей кухней и туалетом, благо ей выделили отдельную комнату, в основном жили по двое. Посодействовал директор общаги, который имел на нее виды, но любовь не сложилась. Она пару раз сходила на танцы в дом культуры. Там ее непрерывно приглашали кавалеры в надежде поближе познакомиться, но Гелю это не заводило – она ждала принца. И дождалась. Им оказался Андрей, офицер-пограничник, приехавший в отпуск. Они влюбились друг в друга с первого взгляда. В общежитии сторонних посетителей пускали лишь до одиннадцати вечера, и Андрей туда проникал на ночь через окно туалета на первом этаже, которое предварительно отпирала Геля. Они занимались любовью и были счастливы. Отпуск у Андрея закончился, он отбыл на свою погранзаставу, пообещав непременно вернуться и они поженятся, и погиб в первую неделю после начала войны.
«Это неправильно, это несправедливо, почему именно его…
Геля ночами плакала, а днем с трудом ходила на работу. Душа ее рвалась к любимому, хотя бы туда, где его убили эти гады. Гады, гады!
«Там нужнее мое знание немецкого».
Она пошла в военкомат и ее призвали на службу в качестве переводчика. Потом в гетто ее героический пыл иссяк как утренний туман, но это было потом.
А сейчас, на допросе ее внезапно прорвало. И вовсе не из какого-то меркантильного расчета, а просто накатила какая-то волна и понесла, понесла…
- Я не Галя Шифрина, я Геля Шнайдер. Это я звонила.

Волошин с Комовым сидели в комнате для переговоров, когда туда ввели Гелю. Наручников на ней не наблюдалось. Она осторожно присела на край стула и одернула платье на коленках.
Некоторое время сидели молча, бросая взгляды друг на друга. Первым начал разговор Волошин.
- Ангелина Гюнтеровна. Сначала мы хотели бы понять, что подвинуло Вас пойти на сотрудничество с террористами. Деньги Вам, вероятно, платили, но для того, чтобы пойти на этот рискованный шаг наверняка имелись более глубокие причины, какая-то отрыжка прошлого. Мы так считаем. Так что явилось предметом для шантажа? Давайте, рассказывайте не торопясь и подробно. Мы внимательно слушаем.
Офицеры обращались с арестованной вежливо, не пытаясь пугать или давить на психику. Ей все равно деваться некуда – выложит все до дна.
Рассказ Гели длился более часа. Она в деталях поведала и об окружении, и о еврейском гетто, и о работе в немецком штабе, и как она выкрутилась при наступлении советской армии. По мере рассказа глаза у офицеров все больше округлялись – ну, прямо приключенческий роман с элементами ужасов.
- Я боялась. Что меня расстреляют. Так мне сказал этот Женя, фамилии его я не знаю. – Она взглянула на Комова. – Товарищ капитан мне говорил, но я не запомнила, не до этого было, - сказала Геля после изложения своей печальной повести.
Повисла длинная пауза. Молчание прервал Комов.
- Фамилия у него Евсюков, но это потом. А за Ваши похождения во время войны Вас вряд ли бы расстреляли, но посадили бы точно, несмотря на смягчающие обстоятельства. И, вероятно, надолго. Война закончена, но эхо войны в головах людей, в том числе следователей и судей еще не рассосалось, поэтому приговор соответствовал бы законам военного времени. А вот за сотрудничество с террористами накажут по максимуму, несмотря на то, что теракт предотвратили. Что Вы по этому поводу думаете, товарищ майор?
- Что я думаю? – Волошин почесал затылок. - Проявлять какое-либо геройство в ее положении было бы глупо – ей надо было выжить. И она на удивление выжила. Большого вреда, работая переводчиком, не нанесла – это можно принять во внимание, а вот остальное…
Он в упор посмотрел на Гелю.
- У Вас есть только один приемлемый выход – помочь нам в поимке Евсюкова, который Табак. И существенно помочь. Тогда мы сможем сильно смягчить приговор по статье о пособничестве террористам или вообще снять это обвинение. Следствие будет вести наш товарищ Слепцов, а он представит материал для суда в соответствующем, благоприятном для Вас виде. А Ваша помощь органам положительно повлияет на суд. Вы согласны с моим предложением, Ангелина Гюнтеровна?
- Согласна, - не задумываясь ответила Геля.
Волошин на несколько секунд задумался, а потом сказал, хлопнув ладонью по столу.
- Тогда начнем по сути. Что Вам предлагал Евсюков за сотрудничество?
- Деньги и молчание, - пояснила Геля.
- О процедуре связи мы знаем. В каких отношениях вы были с Евсюковым?
- В разных, - сказала Геля и слегка поморщилась. Волошин в ответ криво усмехнулся.
- Ну, если в разных, то Вы знаете, где он живет. Не в общежитие же он Вас навещал.
Комов саркастически хмыкнул.
- Знаю, - подтвердила Геля. – Могу назвать адрес квартиры. Я была там три раза. Последний раз неделю назад.
Она назвала адрес.
- Вы готовы принять участие в операции по задержанию Евсюкова? – спросил Волошин.
Он прекрасно понимал, что ни в какой операции Ангелина участвовать не будет. Это был лишь тест на проверку лояльности.
- Согласна.
Глаза Гели загорелись азартной злостью.
- Это хорошо. Может быть, и привлечем. – Волошин повернулся по направлению двери и гаркнул. - Конвой! – В комнату заскочил сержант. – Уведите арестованную. Отвезете ее в Бутырку, в одиночную камеру в щадящем режиме. Я распоряжусь.