29 октября. продолжение марсианской повести

Сижу на кухне, будто на необитаемом острове. Тоска. Мысли разбежались, как табак по ветру. Одна лишь «Марсианская повесть» не отпускает — вжился в неё, как в свою кожу, поверил в каждый вымышленный восход над красными дюнами. И вот — финал. Пустота.
Чтобы как-то заткнуть эту внутреннюю дыру, выложил повесть в сеть, а за компанию — ещё два своих творения: «Звезду севера» и «Письмо из ниоткуда». Бросил их в цифровое море, как бутылку с запиской. И снова сижу. Горюю.
А тут ещё история с телевизором. Внук, золотой человек, притащил из магазина плазму размером с парус. Подключил, настроил, сияет: «Пользуйтесь, дед!». Мы даже прикрепить его к стене не успели — стоял на полу, как чёрное зеркало в будущее.
Потом был день рождения дочери. Ресторан гудел, как улей. Музыка, смех, танцы. Возвращались с гулянья поздно, за полночь. Темень кромешная. Только переступил порог — слышу, в окно настойчиво стучат. Бросился открывать, не глядя под ноги.
А они — мои хвостатые кометы, кошка и два её подросших за лето котёнка, — носятся по квартире табуном. Трое здоровенных, упитанных зверищ. Они-то мне под ноги и кинулись. Я — полетел. Прямо в сердце новенького телевизора.
Раздался звук, похожий на хруст льдинок. И всё. Вместо технологичного чуда на полу лежала… большая лодка. Так и есть. Лодка из осколков и трещин.
Но мои приключения на этом не закончились. Они только перешли в другую плоскость.
От тоски по марсианскому миру я начал слышать голоса. Нет, не сводя с ума — а тихие, настойчивые, из самой глубины памяти.
— А где же моя марсианка? — мысленно спрашиваю я. — Нет марсианки. И где же ты, моя Катя? Нет Кати.
— Как это «нет»? — вдруг отзывается в голове ясный, как колокольчик, голос. — Есть Катька. Дома сидит, так же, как и ты, хнычет. «Люблю Серёжку, и всё тут! Нет с ней никакого сладу».
Я замер.
— Откуда вы… мое имя знаете? Его же в повести не было.
— Сорока на хвосте принесла, — насмешливо парирует голос. Я узнаю его — это баба Фрося, деревенская знахарка из моих же воспоминаний. — Откуда я знаю! Эх, милок, разве забыл, что я знахарка? Я всё про тебя знаю.
И понеслось. Как из рога изобилия, на мою «больную голову» посыпались обрывки прошлого — и хорошие, и не очень.
— Катька с первого класса в тебя влюблена была, а ты и не знаешь. А я знаю.
— Откуда, баба Фрося?!
— А ты вспомни, как в пятом классе заглядывался на девочку из первого класса. Она тебе сильно нравилась. Ты ещё прикидывал, сколько ей годков будет, когда вы вырастете...
Меня бросило в жар. Это же было тайной, спрятанной на самом дне души!
— Но ведь это вам знать невозможно! Это только в моей голове! И давно это было!
— Ах, дать бы тебе ремешком по одному месту — вспомнил бы, что у любви нет границ и нет возраста!
И тут до меня дошло.
— А как вы опять разговариваете… без телефона?
— А как ты хотел? — повторила баба Фрося. — В одной школе вы с ней учились.
Тишина. Сердце заколотилось чаще.
— Как? Это значит… мы сейчас в одном городе?
— Даже в одном районе, — почти напевает баба Фрося. — И мило так.
И тут память, будто прорвав плотину, выдала образ: пустырь, сапоги, непролазная грязь… и дальше? Дальше — старенький домик, покосившийся, но такой родной.
— Ну, вот, вразумился наконец-то, — с удовлетворением заключил голос. — Завтра Катерина к тебе придет, медку домашнего принесет. Ты ничего ей не рассказывай, не говори. Ничего. Просто смотри на неё. Смотри в её глаза. И тогда всё поймёшь.
Наступила тишина. Я сидел один в своей кухне-острове, глядя на лодку из телевизора. Но тоска моя куда-то ушла. Её место заняло предвкушение. Завтра. Мёд. И её глаза.