КОД НАБОКОВА. Тайны "Лолиты". Зататившийся Босх

Если конкретнее, то его триптих "Воз сена". Вот здесь (не только здесь, а много где еще, но если уж начинать, то сначала): "Лолита, свет моей жизни, огонь моих чресел. Грех мой, душа моя. Ло-ли-та: кончик языка совершает путь в три шажка вниз по небу, чтобы на третьем толкнуться о зубы. Ло. Ли. Та."

Совершенно очевидно (ну, ок, относительно очевидно), что автор тут намекает на шараду, что означает самостоятельность трех отделенных частей. Кстати, и "Воз сена" тут кодируется трижды. И с применением принципа фрактальности.

Ну что, готовы выбраться из кроличьей норы?
"Лолита [Ло+Лилит (последняя в романе упомянута в одном контексте с Евой), а Лилит —> демон (см. стих Набокова "Лилит" (1928) плюс многовековая культурная традиция) —> дьявол (считается одной из его разнополых" личин) —> змий —> грехопадение Адама и Евы (первая створка триптиха)];
свет моей жизни [ложный свет соблазна, "демонской лампы" (см. "Невский проспект" Гоголя, один из ключей к набоковскому творчеству), которому посвящается жизнь; метафорический аналог сену с триптиха];
огонь моих чресел [горение в аду, акцент на том, чем больше всего грешил; библейская параллель - притча о богаче и Лазаре (Лк. 16: 19-31)]".

Подробнее о притче: в аду богач "возопив, сказал: отче Аврааме! умилосердись надо мною и пошли Лазаря, чтобы омочил конец перста своего в воде и прохладил язык мой, ибо я мучаюсь в пламени сем" (Лк. 16: 24). Акцент сделан на языке, поскольку богач был чревоугодник: "Каждый день пиршествовал блистательно" (Лк. 16: 19).

Не стоит игнорировать и лексему "чресла", тоже имеющую библейскую коннотацию (иногда банан - это просто банан, даже в "Лолите": на этом зиждется один из принципов авторской игры в данном произведении). Так, они упоминаются в контексте духовной войны (один из ведущих, я бы сказала, смысло- и структурообразующих мотивов в набоковском дискурсе): "Итак станьте, препоясав чресла ваши истиною и облекшись в броню праведности, и обув ноги в готовность благовествовать мир" (Еф. 6: 14-15). Гумберт-ХАМберт (архетипический библейский Хам и, ниже по родословной, Ветхий Адам) "препоясывает чресла" ложью (кто отец лжи, тоже известно), за что и расплачивается - дело не только в похоти плоти, но и в богоотступничестве (телесный блуд, помноженный на блуд духовный). Вообще, "Лолита" - роман куда больше о духовном блуде, чем о физическом: ХАМберт-Хам-Ветхий / падший Адам заворожен не девочкой Долорес, а демоницей Лилит, и с ней стремится соединиться (в том числе, используя тело Долли-архетипической падшей Евы).

Известный в культуре сюжет "мужик и демоница" открыто представлен в вышеупомянутом стихотворении "Лилит", одном из ключей к "Лолите", причем от самого автора. В романе также присутствуют намеки на то, что и Долли привлекал не столько ХАМберт, сколько некто иной / нечто иное - гендерно-инверсионный вариант означенного выше сюжета, "девушка и демон", в дискурсе Набокова тоже имеет место быть. Наиболее яркий пример - один из самых ранних рассказов "Удар крыла" (1924), где среди прочего повествуется о связи женщины с инкубом и фатальных последствиях этого.

Как тут снова не вспомнить Гоголя (от которого, по словам Г. Адамовича, Набоков "ведет свою родословную"): "Вон видите, из ложи первого яруса она наводит лорнет. Вы думаете, что она глядит на этого толстяка со звездою? Совсем нет, она глядит на черта, что у него стоит за спиною. Вон он спрятался к нему во фрак. Вон он кивает оттуда к ней пальцем! И она выйдет за него. Выйдет" ("Записки сумасшедшего").

Итак, "Воз сена", дубль два. Первое предложение из романного отрывка разобрано, а про то, ЧЕЙ грех и ЧЬЯ душа (прошедшая путь распада, стоит заметить), будет отдельный разговор.

"Ло-ли-та: кончик языка совершает путь в три шажка вниз по небу, чтобы на третьем толкнуться о зубы".

Заходя на следующий круг, Вовочка дробит слово на три части, связанные дефисами подобно креплениям, соединяющим створки триптиха. Случайных знаков препинания у данного писателя (и поэта - а это уже другая чувствительность к слову) нет - всё участвует в смыслообразовании. Про дефисы уже сказано, а вот двоеточие указывает на то, что следом пойдет расшифровка. И нас ждет фокус, основанный принципах на омографии (одинаковое написание при разном произношении): Набоков - признанный мастер словесной игры. Достаточно прочесть одно из слов не как "нЁбо" (вопреки инерции восприятия, на которой автор играет часто и, в общем, не без издевки), а как "нЕбо", а также вспомнить, что языком называют не только орган тела, но и военнопленного (идея духовной войны), и группу лиц, составляющих народ. Более того, слово "язычник" этимологически восходит к "язык" (а ХАМберт таковым и является, фактически отправляя культ Лилит-Люцифера).

Возвращаясь к "Возу сена", отметим, что в отличие от второй и третьей створок, где представлено по одному сюжету, на первой их несколько: низвержение падших ангелов, сотворение перволюдей, грехопадение, изгнание из рая. Причем расположение сюжетов вертикально, а в самой верхней части полотна изображено Небо как обитель Бога.

Набокова интересует коллизия человеческая, а не демонская, поэтому он пишет не о четырех, а о трех "шажках" (а уменьшительная форма несет семантику пренебрежительности и знаменует умаление-измельчание как проявление духовного отступничества и / или метафизического распада). Одновременно (не в противоречие, а в наслоение смыслов) эти "шажки" соответствуют всем трем створкам, поскольку путь Ветхого Адама / блудного сына, отказавшегося вернуться, пролегает вниз по духовной вертикали (своего рода антипод лестнице Иакова).

Есть тут и оппозиция "небо (начало пути, вершина) vs зубы (конец пути, низина)". Подсказкой служит популярное выражение "адская пасть" - не случайно "зубная" образность у Набокова часто связана с темами мук и возмездия (особенно ярок эпизод из "Камеры обскуры" с жутковатым дантистом-"memento mori"). Знаменательна и лексема "толкнуться" - "толкнуть себя" (личный выбор / персональная ответственность плюс подспудная идея падения).

Однако прочтение "нЕбо" не отменяет прочтения "нЁбо" - они наслаиваются друг на друга, образуя стереоскопический эффект, частый в набоковских текстах (а конкретно эта омография ярко обыграна в вышеупомянутой "Камере обскуре"). Образ ротовой полости неотрывно связан с проблемой грехопадения (вкушение запретного плода и последующая черная трансформация). Кроме того, в Библии немало сказано про язык: "И язык - огонь, прикраса неправды; язык в таком положении находится между членами нашими, что оскверняет все тело и воспаляет круг жизни, будучи сам воспаляем от геенны" (Иак. 3: 6); "Смерть и жизнь – во власти языка, и любящие его вкусят от плодов его" (Притч.18: 22); "В речах – слава и бесчестие, и язык человека бывает падением ему" (Сир. 5: 15) (связь языка с падением / дорогой вниз, как в рассматриваемом отрывке); "А язык укротить никто из людей не может: это – неудержимое зло; он исполнен смертоносного яда" (Иак. 3: 8); "Говорю же вам, что за всякое праздное слово, какое скажут люди, дадут они ответ в день суда: ибо от слов своих оправдаешься и от слов своих осудишься" (Мф. 12: 36-37).

TO BE CONTINUED