ПОЧТИ ДЕТЕКТИВНАЯ ИСТОРИЯ

ПОЧТИ ДЕТЕКТИВНАЯ ИСТОРИЯ

        В библиотеке Академии Наук мне встретился Ваня — сотрудник с бывшей работы, и мы разговорились с ним в курилке.
        — Ну что, написал книгу о Ленине? — спросил его я.

        — Да, написал, закончил и принёс рукопись редактору, который раньше обещал принять её и напечатать.
        Это был труд всей моей жизни.

        Но он сказал, что я немного опоздал.
        "Если бы вы пришли раньше, то она была бы напечатана и её разослали бы во все библиотеки страны. Гонорары за такую тематику всегда бывали огромными, и вы бы хорошо заработали. Но произошёл переворот, и теперь на дворе уже не социализм, а капитализм, и сейчас такая тема уже никак не пойдёт. Сейчас хорошо идут совсем другие темы — детективы, ужасы, жуткие, душераздирающие, леденящие душу истории со смакованием ужасающих подробностей, чтобы кровь стыла в жилах.
        Ещё идёт мистика, искажённое, болезненное, помрачённое, изломанное, разбитое сознание. И фантастика тоже, но, скорее, не научная, а всякая белиберда, бредятина. Ну и, конечно, что-нибудь такое-эдакое — клубнично-малиновое, граничащее с порнографией.
        И ещё мелодрамы — душещипательные истории для домохозяек — о любви, семейной жизни, а главное — о изменах, женском соперничестве, о столкновениях жены и любовницы — о том, как жена находит любовницу, чтобы увидеть, на кого же он её променял, потому что ей это очень интересно, или как любовница встречается с женой и говорит ей: "Отпустите его, он вас не любит, он меня любит", и как потом — о! апофеоз, апогей! — словесная перепалка переходит в потасовку — они набрасываются друг на друга, расцарапывают друг друга ногтями, вцепляются в волосы и, сцепившись, катаются по полу. Такие сцены женщины очень любят читать и смотреть".

        — Итак, запомните, — продолжил он, — сейчас хорошо идут детективы, даже коряво написанные, леденящие душу ужасы, мистика, болезненное, изломанное сознание, порнография, мелодрамы, фантастика, юмор.

        В детективах же, которые для сериалов, начальником отдела — то ли в милиции, то ли в прокуратуре, то ли в следственном комитете всегда должна быть красивая женщина — суперменша, блистательно раскрывающая все дела, и вокруг неё на работе должен быть любовный треугольник.
        Или же в этом детективе начальник — мужчина, но с чудачествами, или самодур, а подчинённые — хорошие, смелые, гениальные люди

        Напишите другую книгу на такие темы и мы с радостью её примем.


        Я остолбенел.
        Как же так!
        Вот это неожиданный поворот!
        Ведь эта книга была делом всей моей жизни и много надежд на неё возлагалось.

        Но что было делать?
        Надо писать другую книгу.


        — Думал я и гадал и в конце концов решил остановиться на ужасах. Напишу-ка я такую книгу ужасов, что кровь будет стыть в жилах, что весь мир содрогнётся, и тогда мне уже точно дадут Нобелевскую премию, а она, пожалуй, будет побольше Ленинской, и тогда я уже точно решу все свои проблемы и наконец-то выберусь из коммуналки и женюсь. А то как же сейчас я приведу жену в эту коммуналку? Нельзя же, чтобы женщина, это прекрасное, воздушное, ангельское создание видела там вечно пьяных соседей и другие безобразия.

        И я стал собирать информацию об ужасах, зверствах и жестокостях диктаторов разных стран, иезуитских пытках в застенках гестапо и средневековой инквизиции, об орудиях пыток разных стран, о садизме, садо-мазохизме, всё о маркизе де Сад, графе Дракула, отравителях дома Медичи, Дантовом аде, Франкенштейне, мордерах, орках, о жестоких богах подземных царств Древней Греции, Рима, Египта, о Содоме и Гоморре, Апокалипсисе, о конце света.

        Очень интересная информация идёт из глубокой древности. Вот, например, какой прекрасный, чудесный, великолепный образец ужасов из Нового Завета — Откровения Иоанна Богослова — Апокалипсис! Как вам, например, такой небольшой отрывок из него?
        И Ваня наизусть прочитал из Апокалипсиса:
        — По виду своему саранча была подобна коням, приготовленным на войну; и на головах у ней как-бы венцы, похожие на золотые, лица же ее — как лица человеческие;
        И волосы у ней — как волосы у женщин, а зубы у ней были, как у львов;
        На ней были брони, как-бы брони железные, а шум от крыльев ее — как стук от колесниц, когда множество коней бежит на войну;
        У ней были хвосты, как у скорпионов, и в хвостах ее были жала; власть же ее была — вредить людям пять месяцев.
        Царем над собой имела она ангела бездны;


        Ну, как вам?
        Правда великолепно?!
        Чудесные ужасы, прелесть!
        Прекрасные ужасы!
        И подобного в этом Откровении ещё множество — есть, что изучать и использовать для написания книги.
_____


        Ещё несколько раз мы встречались с ним в этой библиотеке, и он рассказывал мне о своих взглядах на жизнь, о своём мировоззрении, о своих теориях и умозаключениях, о планах на будущее, на жизнь, и каждый раз он приглашал меня зайти к нему домой в гости. Я всегда отказывался, ссылаясь на занятость, но в конце концов согласился.


...


        Мы поднялись с ним на пятый этаж хрущёвки.


        Он только собрался открыть входную дверь, как она распахнулась сама, чуть не сбив нас с ног, и изнутри вылетел чрезвычайно возбуждённый человек суровой внешности с перекошенным от ярости лицом и с двумя ножами в руках. Он держал их высоко над головой остриями вверх.
        Я в ужасе отшатнулся.
        Но человек даже не обратил на нас внимания, как метеор пролетел мимо и побежал по ступенькам вниз, чертыхаясь и матюкаясь какими-то совершенно неслыханными незнакомыми словами.



        Я стоял в сторонке, прислонясь спиной к стене и оцепенело, в каком-то шоке смотрел ему вслед. Сердце бешено колотилось.

        — Да не волнуйтесь, не переживайте вы так, — успокоил меня Ваня, — это Коля́н, самый лучший наш сосед, он никого не зарежет. Добрейшей души человек. Уже год, как вернулся из тюрьмы, а пока что ещё никого не зарезал. Человек спокойный, порядочный, ведёт себя тихо, не бегает пьяный по коридору, не кричит, не шумит, не бьёт ногами в дверь, как некоторые, то есть никак не мешает мне писать книгу, и я ему за это благодарен.
        Ну, бывает, конечно, побьёт иногда некоторых соседей, которые пьяные буянят, схватит обоих за шиворот и стукнет друг об друга лбами или морду им расквасит, не без этого, но ведь за дело же — он так тишину и порядок наводит, и сил у него на это хватает, — вы же видели, какой он огромный.
        А что ножи так высоко вверх держит, несколько, так сказать, необычным способом — не удивляйтесь — ведь это, по сути дела, для нашей же пользы — вы представьте себе, если бы он держал их прямо перед собой, то сейчас бы мы уже не разговаривали с вами, а лежали бы вот тут на полу бездыханные, нечаянно, по неосторожности пропоротые ими. Со мной такое тоже уже бывало — тоже только захожу, и дверь также распахивается, и он также выбегает с ножами вверх. Потом я спросил его, почему он ножи так держит, и он ответил, что из жалости ко мне и к другим соседям. "Ну, вот представь себе — держал бы я их по-другому, — и столкнулись бы мы с тобой в дверях, и пропорол бы я тебя ими нечаянно насквозь, и что тогда? А ведь ты же мой хороший сосед, и было бы тебя тогда жалко. Или, например, споткнулся бы я и сам бы на них напоролся".


        Это же ж надо такое! — жалеет нас. Какой гуманный, высоконравственный, благородный, порядочнейший человек, раз так заботится о благополучии окружающих!
        Таких сейчас не часто встретишь. 
        Милосерден, благ и человеколюбец можно даже сказать.

        А за то, что он сейчас там внизу зарежет кого-то, вы тоже не особенно переживайте — не зарежет, он только все стёкла соседу на первом этаже перебьёт, ну, может быть, ещё дверь в квартиру выломает и всё — делов-то — такое уже бывало — не поделили они между собой что-то с самого начала, не сошлись характерами, взглядами на жизнь и испытывают теперь друг к другу взаимную неприязнь. "Человек должен отвечать за каждый свой поступок, за каждое своё слово, — говорит часто Колян, а этот сосед с первого этажа, видно, сейчас, как и в прошлый раз опять что-то не то сказал или не так посмотрел на Коляна, вот и нарвался.




        Мы вошли в квартиру.

        Это была обыкновенная, стандартная хрущёвская коммуналка — три комнаты в левом крыле и четыре в правом и длиннющий коридор через оба крыла.
        Мы повернули направо.
        Вдруг мне сзади резкий удар в шею, и я чувствую, как кровь потекла по спине.
        Однако же, пока ещё не потерял сознание, я успел оглянуться назад.
        Из левого крыла на трехколёсном велосипеде на нас мчался кудрявый мальчуган лет пяти, стреляя во все стороны из водяного пистолета.
        Я облегчённо вздохнул и понял, что по спине у меня течёт не кровь, а вода.
        Мы отпрянули в стороны.
        Мальчуган промчался мимо нас, влетел в правое крыло, остановился, снял с плеча арбалет и принялся метать стрелы в дверь кладовки и в двери соседей. Стрелы были нешуточные — острые, они впивались в двери и так и оставались торчать в них. Закончив стрельбу, мальчуган с серьёзным видом, сосредоточенно, деловито, с осознанием дела повыдёргивал их и сложил в колчан, а торчащие высоко вверху попросил выдернуть меня. Я с кислым лицом, нехотя выполнил его просьбу, думая в это время о том, что было бы, если бы в шею мне попала не струя воды, а стрела.
        Ваня почему-то виновато, как бы извиняясь, смущенно улыбнулся и развёл руками — "Что поделаешь — дети. Хоть и приходится иногда уворачиваться от воды и от стрел, а всё-таки приятно смотреть на них, ангелочков, они глаз радуют. Дети — цветы жизни".

        Внезапно я обо что-то споткнулся.
        Это была голая мужская нога в жутких кровоподтёках, торчащая из-за шкафа.
        "Ну вот, — подумалось, — зарезал всё-таки Колян кого-то, и теперь меня, как первого, натолкнувшегося на мертвеца, привлекут как свидетеля". И я тут же повернулся и быстро направился к выходу. Ваня догнал меня и схватил за рукав.
        — Не уходите, прошу вас, пожалуйста! Да что вы такой слабонервный?! Не бойтесь, не переживайте — он живой. Это я их обоих утром собрал по квартире и сложил тут в углу, а то неудобно через них перешагивать. Они пьют, а потом засыпают, где попало, там, где их сон застал, и спят на полу голые, совсем голые, и тогда очень неприятно, например, мыться в ванной, когда на полу ванной лежит голова, а ноги за порогом, или готовить на кухне, а из порога торчит голый зад, и закрыть дверь из-за него невозможно. Вот и перетаскиваю их, конечно, волочу и складываю тут, а соседка накрывает их ковриками от входной двери, чтобы не видеть их срам. А ковриками они очень недовольные потом, когда просыпаются, говорят, что нельзя так поступать с человеком, коврики же грязные.
        — Ах, ах, ах! Скажите, пожалуйста!Человек!
        Скажи ещё, что ты человек с большой буквы и это звучит гордо. Грязные! Да ты посмотри на себя! На кого ты похож? Ты сам грязнее, чем коврики, — язвительно насмехается над ними соседка, уперев кулаки в бока и уже готовая отметелить их шваброй, и тогда они уходят к себе, опустив голову, видимо-таки осознавая свою вину. Уходят поспешно, потому что помнят как швабра уже ходила по их спинам. Соседка — бойкая торговка с базара и она хорошо умеет разбираться с таким контингентом.

        Я присмотрелся.
        В углу действительно лежал не один человек, а двое, сложенные друг на друга и накрытые какой-то рогожей.
        — И они нам сейчас совершенно не помешают, не волнуйтесь, они проснутся только ночью. Тогда, конечно, снова начнут пить и бегать по коридору, и кричать и драться друг с другом, а днём снова спать. Жаль, конечно, что Коляна сегодня заберут суток на пятнадцать и некому будет их успокоить. Хуже, если дело заведут, как в прошлый раз. Но тогда обошлось — дело закрыли, потому что он мастер на все руки — паркетный пол отциклевал и лаком покрыл в кабинете у начальника отделения и другой ремонт сделал.




        Проходя мимо кухни, я увидел в открытую дверь бутылку водки и стаканы на столе и двух мужиков за столом. Они подняли головы и посмотрели — один осоловело, пьяно, со злобой, с агрессией, свирепо — по-зверски, другой совершенно пустым, безразличным, потухшим взглядом, отрешённо, сомнамбулически. Он не выражал ничего, только абсолютную пустоту. Это был нечеловеческий взгляд и он был страшен. Он был страшен своей пустотой.


        Злобный мужик вдруг вскочил и рванулся к нам с ножом.
        Я отпрянул.

        Но он споткнулся и упал и застыл в какой-то неестественной, вывернутой позе.
        Длинный, почти как меч нож застрял между его плечом и прижатой к нему шеей.


        Ваня успокоил меня:
        — Не обращайте внимания, не волнуйтесь, это он так... Бывает... Набросится вдруг на кого-нибудь, приставит нож к горлу, но потом останавливается, о чём-то задумывается и отходит. Со странностями, конечно, человек, и никто не знает, что у него на уме, о чём он задумывается в тот момент. Но пока что ещё никого не зарезал. Так что волноваться раньше времени не стоит. А сейчас он сам себя чуть не зарезал по неосторожности, потому что неправильно, не так нож держал, как Колян советует.


…


        Мы зашли в комнату.


...


        Ваня разлил по бокалам вино.
        Это был портвейн.
        Портвейн был хороший.

…

        Салат оливье, борщ и котлеты с толчёной картошкой были великолепны. Такого я давно не едал.
        Ваня оказался отменным кулинаром.


...


        За обедом он рассказал мне несколько интересных историй, которые произошли в этой коммуналке — как дело часто доходило почти до убийства, но потом всё завершалось благополучно и настоящего убийства до сих пор ещё ни разу не было, а только так, по мелочам — или черепно-мозговые травмы не опасные для жизни или просто телесные повреждения лёгкой и средней тяжести.


...




        Я засобирался, и он взялся меня проводить.





        Мы вышли из комнаты.


        В этом доме коммуналки были только на пятом этаже, а на всех нижних этажах — обычные отдельные квартиры.




        Когда мы дошли до первого этажа, то глазам предстала картина страшного разгрома. Дверь в одну из квартир была выломана и валялась на полу, видневшаяся в квартире мебель разворочена, переломана, двери в комнату и кухню были тоже выломаны и валялись на полу, холодильник стоял на полу вверх днищем, по комнатам и коридору ходили жильцы и милиционеры — туда-сюда, туда-сюда, а сосед, который летел с ножами, лежал на полу лицом к стене с вывернутыми за спину руками в наручниках.

        Жильцы ходили туда-сюда, туда-сюда в каком-то растерянном, отрешённом, сомнамбулическом состоянии, с блуждающими взглядами и не знали, что с собой делать. Один из них, в ужасе схватившийся обеими руками за голову, был по образу своему и композиции удивительно похож на персонаж устрашающей апокалиптической картины Мунка "Крик".




        Я споткнулся обо что-то и чуть не упал. Это был чемодан.
        — Осторожно! Это чемодан криминалистической экспертизы, — выкрикнула красивая девушка в милицейской форме и рванулась его поднять, и тоже обо что-то споткнулась и, падая, влетела в мои объятья.
        О боже!
        Она была удивительно похожа на актрису Анну Ковальчук из сериала "Тайны следствия", и сначала даже подумалось, что это именно она.
        Анна Ковальчук всегда мне очень нравилась. Но я мог неотрывно, завороженно смотреть на неё в телевизоре и всё — она была далеко-далеко в недосягаемых заоблачных, космических высях. А эта была совсем рядом.

        Она отстранилась, сказала спасибо за то, что не дал ей упасть, подняла чемодан и ушла — наверное, снимать отпечатки пальцев, проводить экспертизу.







        На улице стояла толпа зевак и милицейская машина. Все стёкла в этой квартире были разбиты.


        — Ну вот, видите, а что я говорил! Ничего страшного. Никого он не зарезал, а всего-то делов — только стёкла и двери повыбивал, — сказал Ваня.


        — А вот смотри, — сказал я, — ведь материала и примеров для твоей книги ужасов можно и не искать в древности — эти ужасы рядом с тобой, в твоей коммуналке, сюжеты буквально валяются под ногами, и ты запросто можешь вставить в свою книгу ужасов те эпизоды, которые я только что видел.

        — Да?..
        — Конечно.
        — Но к этим ужасам я уже привык, и они не кажутся мне ужасными, это как бы в порядке вещей.
        А впрочем...
        Да, конечно, над этим надо подумать.


        — И вот ещё.
        А вот, когда ты закончишь свою книгу ужасов и снова придёшь к прежнему редактору, а вдруг он скажет тебе, что ты снова опоздал, что всё перевернулось наоборот, что снова произошёл переворот, и теперь вместо капитализма снова наступил социализм, и теперь ужасы уже не идут, что ты тогда будешь делать?


        Он надолго задумался.


        Потом встрепенулся, на лице его появилось радостное выражение, и он ответил:

        — Ну, это не страшно. Ведь у меня уже есть готовая книга про Ленина. Я выну её из чулана и отнесу к редактору, и он, хочешь-не хочешь, а таки примет её и напечатает, потому что в советское время такие темы были обязательны к напечатанию. А если заартачится, то тут же пойду в райком коммунистической партии или в обком, или даже до цэка́ капээсэ́с дойду.
       Получается, что или капитализм, или социализм, а я всё равно в выигрыше — и для того и для другого есть нужная их строю книга.




        Мы попрощались.





        Я уходил, удалялся.
        Оглянулся.

        В разбитом окне появилась девушка-милиционерша и стала производить следственные действия, смахивая что-то кисточкой, рассматривая в лупу и делая оттиски. На подоконнике стоял тот самый чемоданчик. Пока она там озабоченно занималась своим делом, я неотрывно, во все глаза завороженно смотрел на неё. Я замер с раскрытым ртом, и стоял так, застыв, как статуя.
        Девушка заметила меня и иронично усмехнулась.

        — Эх! — тяжело вздохнул я, горестно махнул рукой и пошёл дальше.


        Снова оглянулся.

        Она по-прежнему была в окне.


        Какое счастье было бы жениться на такой девушке, какое счастье!
______


© Copyright: Виктор Португалов, 2021
Свидетельство о публикации №221062601156
___